Юрий Семёнов - Медовые перчинки

В клинике Геннадия Николаевича записали в очередь и как-то между прочим осведомили, что хрусталик хрусталику рознь: желаете получше – будет дороже, похуже – дешевле. Выбор за вами, ничего не навязываем. Поначалу он растерялся, мысли судорожно заметались из стороны в сторону, как вратарь в воротах перед одиннадцатиметровым, пока Надежда Петровна доступно не разъяснила ему:

– Знаю, знаю, пенсионерам сейчас не до изысков – время не то. Но всё же постарайтесь меня понять, – внятно, ласково, со знанием дела говорила она. – Помутневший хрусталик можно поменять только один раз, второго такого случая вам не представится никогда. Это, считайте, второе рождение, шанс прожить остаток жизни по-новому. Поэтому надо выложиться на все сто и взять бриллиант, а не обычный страз, чтобы потом не кусать локти. Только не обижайтесь, а делайте выводы, вы же, надеюсь, умный человек.

Месяц подготовки к операции пролетел быстро: в мучениях и переживаниях. Всё это время Геннадий Николаевич не находил себе места. Он забыл о прогулках, которые раньше были для него смыслом жизни, метался по дому, мало ел и часто грубил родным. На свои очки он посматривал с ненавистью и даже отвращением, а это, как известно, привилегия слабых и побеждённых. В его голове постоянно кружились те самые предательски подставленные им лужи, в которые когда-то неуклюже наступал отец, и всякий раз он ловил себя на мысли, что теперь настала его очередь сполна испить чашу терпения.

По ночам с неизменной постоянностью Геннадию Николаевичу виделись кошмары – один ужаснее другого. Череда сновидений походила на нескончаемый триллер, в котором судьба главного героя неминуемо вела к его обезглавливанию. Каждый раз он просыпался в поту и большими глотками утолял жажду водой из-под крана. Но заключительная серия ужастика оказалась, наверное, самой страшной, отчего впоследствии у него появился нервный тик. А случилось это как раз в канун операции.

И видится ему сон…

В предоперационной комнате Геннадия Николаевича традиционно переодели во всё стерильное: накидка, чулки, шапочка. Уложили на кушетку, сделали обезболивающую инъекцию в верхнюю часть щеки, отчего последняя онемела, а гримаса лица приобрела вид звероподобного оскала.

Минут через десять над его физиономией вспыхнул яркий свет и навис хирург в маске, в руке которого вместо медицинского инструмента блеснула обыкновенная ложка.

– Каннибал небось – без ножа режет, – сквозь зубы процедил Геннадий Николаевич, но на застывшем от наркоза лице, как ни старался, не дрогнул ни один мускул.

– Да не тряситесь вы так. Думаете, мы убийцы? Ложка тоже стерилизована, мы ею из банки маринованные огурцы доставали, считай, в уксусе побывала, а после её того… облизали. Так что микробы, если и были, уже в желудке переварились. Без ста грамм, сами понимаете, что за обед?

Хирург поднёс ложку к глазу, ловко зачерпнул его и под устрашающий звук «чмок!» извлёк из глазницы черепа. Выскочивший наружу глаз, как пружина, сделал оборот вокруг оси, взглянул на своего владельца сверху, мягко прокатился по щеке из стороны в сторону и безжизненно повис на одном глазном нерве. Ассистентка поспешила удалить с лица что-то липкое и спросила хирурга:

– Вам скальпель? Лазера нет, вчера сломался.

«Этого ещё не хватало», – подумал Геннадий Николаевич, но это оказалось только прелюдией. От дальнейшего он впал в ступор.

– Какой скальпель? Мы же его потеряли. Тащите нож. Только поточить не забудьте, а то в обед им консервы открывали.

В операционной две-три минуты слышалось шарканье металла о брусок, после чего в руках хирурга замаячил обыкновенный столовый нож. Он положил глаз на стол, мягко, чтобы не растёкся, произвёл надрез и выдавил из него тот самый нефункционирующий хрусталик, который выскользнул и куда-то закатился.

– Ладно, бог с ним, давай протез, – обратился он к ассистентке. – За какой хрусталик он заплатил?

– Американский.

– Не хило! Нутром чувствую, что деньги в кармане водятся. Может быть, китайский воткнём, пока не видит? – хитро прошамкал хирург и подмигнул ассистентке. – Посмотрите в тумбочке на верхней полке.

– Видеть не вижу, но всё слышу, – откуда-то снизу промычал Геннадий Николаевич. – Уплачено, значит вставляйте то, что положено, а не то, что на складе завалялось.

– Ты посмотри на него, какой умный попался, – возмутился хирург. – Я же говорил, усыпить надо было. А вы – ничего, и так сойдёт. Теперь в копеечку влетим.

Он демонстративно, так, чтобы все видели и слышали, разорвал пакетик с новым хрусталиком, ловко подхватил его пинцетом и вставил в глазное яблоко. Глаз тут же оживился, задёргался, зрачок побежал по своей орбите и попросился обратно в глазницу. Хирург привёл пружину повисшего нерва в первоначальное положение и одобрительно подметил:

– Хорошо, нерв в порядке, ещё послужит. А то, я думал, и его подшивать придётся.

Замена второго хрусталика прошла по накатанной колее, правда, теперь оба глаза с любовью, а может быть, и с ненавистью смотрели друг на друга. Этого он просто со стороны видеть не мог.

– Кажется, немного переборщил, но ничего, как-нибудь уживутся. Свыкнется-слюбится, – подытожил результаты своей работы хирург. – А теперь готовьте следующего, – устало проронил он и плюхнулся в кресло передохнуть.

Как ошпаренный Геннадий Николаевич вылетел из операционной, по-солдатски переоделся в домашнее бельё и поспешил на выход. Следом выглянула Надежда Петровна:

– Вернитесь, пожалуйста, вы инструкцию забыли, – крикнула она.

– Нет уж, нет уж. Оставьте себе на память. В интернете почитаю, – отозвалось издалека эхом…

На этой ноте закончилась очередная серия триллера. Геннадий Николаевич открыл глаза, потянулся и присел на кровать. Перед ним ещё раз пробежали все ужасы ночи.

– Приснится же такое, – сквозь зевоту недосыпа промямлил он, быстро оделся и вышел на свежий воздух.

Во дворе ароматно пахла и чирикала весна, стая пернатых затейниц танцевала в небе. Несколько чёрных, как смоль, скворцов с гвардейской выправкой и длинными носами комедиантов устроили шумный базар у вытяжной трубы. Они, как люди, озабоченно кричали, закатив глаза, перебирали в ритме твиста лапками и, казалось, звали на помощь. Ни дать ни взять – ипостась знаменитого стоматолога Шпака, который так и брызжет из хитроватого глазка:

– Где мой замшевый пиджак, магнитофон импортный и золотой портсигар отечественный?

«Явно не для корма они в такую рань прилетели, скорее всего, в трубу свалился птенец», – первое, что пришло в голову Геннадию Николаевичу. На интуитивном уровне желая помочь, он мигом отправился в сарай, притащил оттуда старую удочку, закинул крючок в трубу и попытался достать из неё малыша. Первая, вторая, третья и даже четвёртая попытки оказались безрезультатными, птенец каждый раз срывался и падал обратно. При этом его сородичи галдели всё дружнее и громче. На пятый раз, подцепив птенца, он уже не тянул, а рывком, как бывало на рыбалке, вырвал его из трубы. Только после этого радостные шпаки унялись, продолжив утренний моцион.