Евгений Кузнецов - Цвет страха. Рассказы

–– А у нас во дворе… Вэ-вой-ко-ма-а-а-ла…

Не зря – огромное, на тумбочке, радио, да ещё и с пластинками!

И что с того, что бабка его, мать Елизаветы Михайловны, слышит каждый день, как Гриша, придя из школы, – с плеча швыряет на пол где попало новую, с натуральным язычком, «полевую» сумку:

–– Когда хоть кончатся все эти уроки!

Зато все в школе знают: у наго по всем предметам – «четвёрки»; ну, это само собой…

Все знают, что в клубе, когда там по воскресеньям кино, он и «крутит» это кино. (Киномеханик, он же учитель рисования в школе, курит. «Беломор». Из портсигара.)

И вся деревня знает – самое выспренное, умилительное: он, Гриша Суходольский, – один из всех в округе школьников не курит, не выпивает!

Матери своей, Елизавете Михайловне, когда та с каких-то, что ли, поминок или с дня чьего-то рождения – однажды пробормотал с удивлением небудничным:

–– Мама! Да ты выпила вина!..

Главное же – все-все на свете знают, что Гриша Суходольский влюблён!..

И знают – в кого.

В восьмом его классе – это была Семёнова. Из деревни той глухой, что не все правильно говорят её название. Правда, там есть пруд с карасями – но ехать туда: грязь по колено… Она, Семёнова, была молчаливая, с толстой косой по спине и очень румяная. Жила, учебную неделю, в общежитии возле школы. В клуб ходила с подругой под ручку. А после восьмого не пошла дальше в девятый…

А в десятом и в одиннадцатом – влюблён в Зою, в Зою Смирнову, в одноклассницу.

Эта в клуб не ходит, вообще, – она серьёзная. Он, после кино, ездит на материном велосипеде в её деревню. И они – в темноте – переговариваются поверх калитки…

…И чего никто не то что не знает, а попросту не берёт в голову – хотя все это видят каждый день и каждую минуту: он, Гриша Суходольский, – весь в мать, в маму: и кудрями, и глазами, и всеми чертами.

И манерами – укромными, женственными: он рос без отца.

Мать была в разводе вскоре после его рождения.

В армии, в морфлоте, он – целых четыре года…

Зато от командования, с далёкого Севера, матери, Елизавете Михайловне, как же иначе, – благодарственные письма!

Сам он, Григорий, в отпуск приезжал дважды – и по месяцу.

В первый раз – почти наголо стриженый!.. и ещё худее… и теперь со строгостью какой-то особенной.

Второй раз приезжал – уже пополневший и задумчивый…

Оба раза как-то и где-то встречался со своей Зоей. – Хотя та училась в областном городе, в пединституте.

По приезде и по уезде – выпивал. Взрослый! Красного вина.

В конце службы, к весне, было от него матери письмо: мол, командование предлагает ему остаться служить на сверхсрочной…

Тем более… тем более – у него там, в том военном городке… есть подруга …

Как всегда горда была Елизавета Михайловна своим сыном, но тут вдруг – испугалась безотчётно, необъяснимо…

Ответила ему в письме – так что эти слова её старуха-мать запомнила: «Дорогое дитятко, возвращайся!»

…Возвратился – и за радостном застольем вдруг попросил вполголоса у матери: нет ли у неё… «медицинского», ну, в смысле – спирта.

Как не быть, налила стопку.

Поинтересовалась тут «кое о чём» с непривычным волнением…

Сын ответил неохотно, мол, «там» был тоже спирт, правда, «другой»…

И с первого же дня – только от него и речей: жениться! жениться!

Как бы полагалось вернувшимся из армии – первое дело: устроиться на работу…

Но у Григория была другая ситуация: Зоя его, Зоя Смирнова, в это лето как раз оканчивала свой институт, и её должны были «распределить» куда-то, может быть, далеко – отрабатывать три года…

Что же, к концу лета у Григория подросли его кудри. – Но уж не такие как бывало.

Ну и – свадьба.

На свадьбе – широкой, деревенской – была даже дальняя родственница из Москвы: вся из себя городская – необыкновенная: и платье, и губы, и причёска… и самая красивая за всем столом…

Она Григорию была ровесница… Григорий поглядывал на неё грустно морщась…

…Молодые уехали на Урал.

Через три года вернулись. Уже с ребёнком.

Григорий там, в школе же, работал – поскольку он без всякого образования – физруком.

Остались бы в тех краях и навсегда – но… но Григорий стал запираться в спортзале с незамужней учительницей…

…Суходольскому не дойти даже, что посреди деревни, до магазина.

Ноги болят.

А как бегал годами к его открытию – помогать продавщице-подружке ящики таскать!

Семенит – откидывает по-женски руку в сторону и вперёд ладонью: ну как, бывало, и его шустрая мать…

Лежит. На диване в зале. С какой-нибудь книжкой или просто с телевизором. Тут и спит.

Зоя Викторовна уже завуч в местной, куда деваться, в родной, школе.

Сам Григорий тоже порабатывал до недавнего времени там: учителем трудового обучения.

Теперь выходит, что называется, на улицу – только до верхней ступеньки на крыльце.

…Иногда в доме он вдруг падает на пол.

Начинает темнеть лицом.

Жена – мигом к нему с открытой уже бутылкой водки.

Закидывает его лысую голову.

Разжимает ему зубы приготовленной также заранее стальной столовой ложкой.

Вливает ему в рот…

И он начинает краснеть… моргать глазами… залезает опять на свой диван…

…Однажды она, Зоя Викторовна, со свекровью, со старой Михайловной, и ещё с соседкой, тоже их, хозяев, когда-то одноклассницей, сидели разговаривали в прихожей.

И вот.

Суходольский – подошёл к двери и через порог помахал уверенно, словно космонавт, им рукой!

Потом спокойно лёг на пол.

Ярославль. 3 и 5 сентября 2020

Не надо было её убивать…

Много, много он всего разного наслушался и насмотрелся за эти восемь лет, а больше – как бы само собой понялось: можно было бы просто дать ей по морде, потом, конечно, запить и, в конце концов, предупредить её, мол, только ещё раз посмей – а убивать её, бабу, не надо было.

…Он глядел вокруг глазами огромными – словно бы из какого-то сна… и словно бы в какой-то другой сон.

И не замечал, по непривычке, этого – о своих таких округлённых глазах.

Главное же – кажется и кажется: на тебя смотрят! только на тебя все тут и смотрят!

Ведь всего неделю, как говорится, «со свободной совестью»…

Но так – только говорится.

Пока…

Удивления всякие мелкие были в нём – и хорошо, правда, что хоть есть чему удивляться. – Не зря же возвращался.

Как расплачиваться в троллейбусе… как зайти в любой магазин…

Да и просто: как люди идут… как разговаривают… как смеются…

И в деревне – то же.

Тут – настоящий асфальт!

Крыши вон теперь некоторые – в каких-то металлических, что ли, ребристых зелёных-синих листах…