Маша Фокс - Здесь и сейчас

Меня охватило какое-то новое, совершенно идиотское чувство двойной ревности. Этого еще не хватало!!!

– А что ты наденешь? А куда же Софья на целые сутки денется? – Более дурацких вопросов я придумать не могла и потому решила, что самым подходящим в настоящий момент будет поспешный уход. – Знаешь, Наташ, ты меня не провожай, я сегодня одна пойду, тут до Яузских – рукой подать. И когда же он прилетает?

– Сказал, что к восьми уже будет у меня.

– Ну, удачи.

– Позвони, когда до дому доберешься. Я буду волноваться.

– Хорошо, обязательно позвоню.

А еще я позвонила на работу и, сославшись на головную боль и простуду, что естественно в конце октября, осталась дома. Как только повесила трубку, пожалела. Уж лучше бы на людях в офисе, чем одной по дому метаться.

Позвонила Наташе.

– Мама к тете Лизе в Серебряный Бор поехала. Что надену? Еще не решила, хочу ему приготовить сюрприз, настоящий красивый ужин при свечах. Что-нибудь экзотичное, в контраст к немецким сосискам – омары или еще что-нибудь в таком роде.

«Только не разревись, только не разревись», – повторяла я сама себе как заклинание, а с другого конца трубки неслось Наташино чириканье. – Я уже съездила на Центральный, там самые свежие морепродукты, даже крюк сделала – заехала на Малую Бронную, взяла коробку пирожных, ну, помнишь, в той французской кондитерской? Мы там кофе пили однажды, помнишь?

– Что будешь готовить?

– На закуску жульен из крабов с лисичками и луком-шалотом, подается в панцирях, выглядит на столе офигенно эффектно.

– Сделай к жульену тартар соус. Мелко натертый маринованный огурчик, майонез и пол чайной ложки хрена. Можно еще несколько капель кетчупа для цвета и сладости. Все как следует перемешай. Что на основное?

– На второе ризотто из даров моря, потом свежая клубника со сливками, потом кофе с французскими пирожными.

– Ты смотри, мать, не перекорми его. С дороги-то и с обжорства он у тебя заснет не дойдя до постели, ни на что более не способен будет.

Наташа развеселилась, как девчонка.

– Не страшно, у нас же еще почти целые сутки впереди – наверстаем.

– Ну-ну. Бог в помощь.

Я звонила Наташе еще раз пять. То спрашивала совета, то давала. Последний раз позвонила около девяти:

– Ну что? Приехал? – почему-то шепотом спросила я.

– Приехал, – шепотом же ответила Наташа.

– Что привез?

– Разное. И мне, и маме. Потом покажу. Белье совершенно обалденное.

– Ты уже примерила?

– Примерила.

– В нем и осталась?

– Осталась.

– Молодец. Ну, удачи, я тебе потом еще позвоню, ладно?

Позвонила через десять минут.

– Тартар соус не забыла?

– Не забыла, не забыла. Ну Марин, ну не звони больше, а то он начинает сердиться. Иду, иду. Кто звонит? Подруга новая, я потом тебе расскажу, ты пока наливай, Саша, наливай, – и опять в трубку, – Ну Марин, ну посмотри что-нибудь по телеку, ну займи себя чем-нибудь. Завтра созвонимся. Пока.

– Пока, я тебя тоже целую, спокойной ночи, да, тоже… целую…

Я позвонила на Сашин «домашний», потом на «деловой» – кругом молчание. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – электронный вежливый голос просил повторить набор позже. Наташа тоже отключила все телефоны.

«Чтоб вы все сдохли, – в отчаянии шипела я, – чтоб я тоже сдохла… Зачем я все это затеяла! Жила бы себе в неведении… Вот уж воистину – горе от ума! Слышь, дипломат, как тебе сюжетик? Небось и в страшном сне не приснился бы, а мы вот, потомки… видишь… наяву, так сказать…» Я еще долго ругалась, нажимала подряд все кнопки телефонов и трясла кулачком куда-то в воздух, пока, вконец измучавшись, не забылась не то полуобмороком, не то полусном.

Разбудил меня телефонный звонок. Я, едва продрав глаза, даже не посмотрела на дисплей. И почти удивилась, услышав голос Наташи:

– Привет. Я ему все про нас рассказала.

– Кому? Что? – не поняла я.

– Как кому? Саше. Про тебя. Про то, что ты вдова и что тебе очень одиноко. Что мы случайно познакомились и очень подружились. И что ты так естественно вошла в мою жизнь.

– Да? А он что сказал?

– Спросил, не лесбиянки ли мы с тобой. Я так смеялась. Все-таки мужики смешной народ. У них все на сексе зациклено.

– Ну да, ну да. А ты что сказала?

– Я так и сказала: «Нет, ты что, дурак, что ли? Какие лесбиянки? Ты пойми, это ДРУГАЯ любовь. Это совсем другое, я не знаю, как это описать. Это как любовь к ребенку или к природе, ты же не будешь меня ревновать к морю или лесу, ну и к ней не надо. Я хочу, чтобы мы все дружили, были бы вместе… Приходи в понедельник, мама что-нибудь вкусненькое приготовит. Поедим, выпьем. Марина такая умница, она так много знает».

*

– С ума сойти, вот это сюжет, – комментирую я.

– Ты слушай, слушай, что дальше будет, – Дина явно не в первый раз слышит эту историю, но поддакивает и подыгрывает Тамаре, чтобы не портить мне впечатление.

– Так я стала умницей и всезнайкой, – продолжает Тамара.

*

– В понедельник я пришла в Лялин на полчаса раньше назначенного. Принесла зачем-то бутылку вина. Повертелась на кухне, бестолково пытаясь помочь Софье, потом ушла в гостиную, переставляла и без того аккуратно расставленные тарелки с приборами и уселась во главу стола, спиной к окну, фигура контражуром, лицо в тени. «Господи, ну зачем я это делаю? Ну продлю незнание еще на миг. Ну и пусть, – сама себе отвечала, – пусть хоть на миг…»

Наташа открыла ему дверь, он, заглянув в кухню, весело поприветствовал Софью и, обняв Наташу за плечи, вошел с ней в комнату. На лице его играла доброжелательная улыбка, какой взрослые улыбаются приставучим детям, ну давай, давай, покажи мне свою новую куклу/машинку, а теперь иди-иди поиграй с ней, у нас тут свои разговоры.

Он делово протянул мне руку, заглянул в лицо. Мгновение его лицо ничего не выражало и вдруг покосилось, всё как-то съежилось и переехало на один бок, он смотрел на меня глазами полными катастрофы. Губы скривились, подбородок задрожал, и слезы буквально хлынули по его щекам. Развернувшись на каблуках, он оттолкнул Наташу, чуть не сшиб с ног Софью, которая как раз входила в комнату, неся продолговатую вазочку с селедкой под шубой. Выбежал на лестницу. Подергал ручки лифта и, не дожидаясь, побежал вниз. Три женщины, две из которых в полном недоумении, а одна в отчаянии перегнулись через перила, глядя в колодец лестничного проёма. Где-то между пятым и четвертым этажами он перегнулся через перила. Задрав голову вверх, крикнул:

– Дуры, какие же вы дуры! Вы же всё испортили! Ведь я так любил вас… обеих! Да, обеих, а теперь… Дуры… Дуры… Дуры… – звук стихал, убегая вниз, и резко оборвался хлопком подъездной двери.