Полина Головочацкая - Соседи

От меня же веяло еле сдерживаемым нетерпением. Оказавшись в уединении, я начала на все лады, подобно начинающему актеру, тренировать мимику лица: улыбаться, хмуриться, поднимать брови домиком, округлять глаза, прищуриваться, сжимать губы, выпячивать губы, изображая то страх, то гнев, то радость, то безумие. И делала я это для того, чтобы мое лицо приняло естественное выражение, когда глазок видеокамеры уставится на меня. Когда подойдет моя очередь «сниматься», натренированные мимические мышцы лица будут готовы полностью подчиниться воле моего сознания – расслабятся и раскрепостятся, чтобы в итоге получилось естественно-скромно (устало) улыбнуться и еще… и еще я пролепечу: «Hi, everybody!» и помашу ручкой. Ой, а как же я помашу ручкой, если мои руки заняты тарелками?!

Как и обещал Джеймс, съемка заняла не более пяти минут, но, увы, одноглазый дивайс так и не удосужился посмотреть в мою сторону. Ненавязчивость плюс хорошо развитое чувство собственного достоинства составляют мой личный «набор» настоящей леди, это и не позволило мне поинтересоваться, отчего я, такая-растакая, самая яркая без яркости, самая красивая и лучшая из лучших, оказалась вне «игры», то бишь вне кадра. Я изобразила на лице полное безразличие (хотя и скрежетала зубами про себя), когда мой новый знакомый «Дон Жуан» как ни в чем не бывало вернулся ко мне с отключенной камерой. Еще немного повозившись с телефоном, он, учтиво поблагодарив за терпение, наконец-то взял у меня свою тарелку и вслед за этим пояснил, хотя этого от него никто не требовал:

– Жена попросила заснять и тут же выслать! Ей интересно взглянуть на незнакомый круг людей, в котором сейчас вращается ее дражайший! Мы так всегда делаем, когда врозь! А врозь мы часто! Она не любитель новых компаний! Постоянно со своими. А мне с ее подругами невыносимо скучно! Без общения с новыми людьми жить не могу – задыхаюсь. К тому же завтра ей рано вставать. У нее завтра суд. Она прокурор. Очень ответственная работа. Вот получил от нее видео, как она раздевается… и ложится спать…

«Какая пошлость! Нет, ну это уж слишком! Да кому нужны его отвратительные интимные подробности! Слишком поспешил присвоить себе победу надо мной».

Тут меня такое зло взяло, не передать! Все мои ожидания насчет видео не оправдались, зато оправдались все ожидания насчет него – сластолюбивого кобеля. «Ах, поглядите на этого любящего мужа, как он щадит чувства жены. Ах, какой порядочный муж! Порядочная сволочь он, а не порядочный муж! Если в его голове грязные мысли в отношении меня, значит, я жертва, не подлежащая запечатлению на память. А вдруг бы я хорошо вышла на видео! Нет, это непростительное хамство!»

Вспомнилось, что здесь, в гостях, я отдыхаю и имею полное право «развлечься в свое удовольствие». Час пробил: пора пускать в ход свое «оружие». Фразу «Простите, в Америке я недавно и мой английский пока оставляет желать лучшего. Не могли бы вы повторить все, что только что сказали, заново» я видоизменила: «Как вы уже знаете, в Америке я недавно и мой английский пока оставляет желать лучшего. Не могли вы повторить все, что только что сказали, заново». Она (фраза) была «прожевана» до неузнаваемости и выпущена в воздух на одном дыхании… И это было замечательно! То, что я сказала, насмешило меня саму. Кроме «экскьюзми», «Америка», «инглиш» я и сама ничего не поняла из сказанного мной. Шум, суета, разговоры гостей играли мне на руку.

Не чувствуя подвоха, он попросил меня повторить. Я повторила. Джеймс с необычайным вниманием прослушал меня еще раз, затем уставился в пол, подумал какое-то время и, не поднимая глаз, попросил снова повторить, но, правда, уже не так уверенно. Для него, несчастного, ничего не изменилось. Я опять безупречно непонятно повторила всю эту белиберду. Мистер «Центр Вселенной» или «Выигрышная лотерея», как вам будет угодно, стал меняться в лице. Покраснел, посерьезнел и продолжил изучать щели в паркетном полу. Затем перевел оловянный взгляд на меня, задумчиво вытащил изо рта шпажку и очень несмело опять попросил меня повторить. Повторение абракадабры продолжалось и продолжалось, разборчиво произносились лишь все те же «экскьюзми», «Америка» и «инглиш».

Не скажу, на какой по счету раз моего повторения от его спеси не осталось и следа, его глаза лихорадочно забегали, бессознательно обшаривая углы огромной прихожей, словно в поиске чего-то, что могло бы помочь ему выйти из дурацкой ситуации. Бормоча себе под нос нечто невразумительное, раздумывая, что делать или что сказать, чтобы найти повод от меня отойти, он совсем сник, его лицо покрылось красными пятнами.

– О! Простите, забыл спросить, откуда вы приехали… родом откуда? – это было произнесено им довольно оптимистично.

Но не тут-то было! Наслаждаясь его муками, я ответила довольно четко:

– From Zhmerynka! (Из Жмеринки!)

Он не стал умничать и уточнять, что это и где это. Хотя красавчик и выглядел по-идиотски, он воскликнул то ли шутя, то ли всерьез:

– О! Вау! Из самого города Zhmerynka! Кто бы мог подумать! Это ж надо, из самой что ни на есть Zhmerynka!

– А то! Из него самого! – это были мои последние слова в нашей милой беседе. С широкими объятиями и радостными возгласами приветствия я направилась к только что пришедшим и совершенно незнакомым мне людям, мало заботясь о том, что они могут подумать о моем довольно странном поведении. Я была счастлива отделаться от сконфуженного собеседника.

Итак, со своей «крылатой фразой» я попыталась ознакомить и Рашель. Но она, чертовка, не позволив завершить фразу, беспардонно перебила меня:

– Вы же не еврейка?! – и, очевидно, не совсем доверяя своему заключению насчет моей национальной принадлежности, Рашель замерла, ожидая подтверждения или опровержения своего заявления. Я кивнула головой в знак согласия и на этот раз.

– Ну вот, и я об этом же, а живете здесь, в нашем доме! —воскликнула Рашель, видимо, радуясь своей правоте.

(От себя добавлю, в доме для еврейских семей и обслуживаемом еврейским менеджментом.)

– В вашем доме?! В каком это таком вашем доме! Этот дом такой же ваш, как и наш! Все мы американцы, все мы живем в свободной стране, и где хотим, там и живем! – брызгая слюной, обидчиво парировала я, щегольнув каламбуром (что случается со мной довольно часто).

– Бога ради, извините меня! Я не хотела вас обидеть! – проговорила Рашель и так широко и приятно улыбнулась, что мне стало не по себе от своей вспыльчивости.

Подкупленная ее подхалимским голосом и улыбающейся, дружелюбной физиономией, я разоткровенничалась.

Как известно, любопытство в той или иной мере присуще всем женщинам, и я с учетом возникшей ситуации решила в свою очередь полюбопытствовать относительно ее вероисповедания. Я отношу вероисповедание к интимной стороне человеческой жизни, в которую непозволительно вторгаться без особых на то причин или обстоятельств. Если б не случай, сведший меня с Рашель в холле нашего дома, вряд ли я когда-нибудь осмелилась бы спросить ее об этом.