Полина Головочацкая - Соседи

Пожив с евреями бок о бок и присмотревшись к их образу жизни, подмечаешь, что не так уж они равнодушны к современным излишествам и вовсе не аскеты, несмотря на аскетический внешний вид женщин.

Как истинные американцы, они испытывают любовь к большим и дорогим машинам и не усматривают в этом угрозы морального разложения их среды. Вот только шикарные автомобили резко контрастируют с бедственным внешним видом женщин-водителей…

Средневековые ограничения для евреев могли бы коснуться не только одежды, но и, например, средств передвижения, и как замечательно, что в Торе нет никаких запретов по этому поводу. И тут мне в голову пришла безумная мысль. А что если бы такой запрет существовал? Даже жутко представить, с чем бы нам пришлось столкнуться. Между стремительно пролетающими современными автомобилями тянулись бы скрипучие дроги или деревянные телеги, запряженные лошадьми или волами, справляющими свою нужду на чистые, высококачественные дороги с полипропиленовым покрытием и люминесцентной разметкой… Непредсказуемость поведения бедных животных, запуганных современными шумами, оставляющих «следы» своего испуга на каждом шагу, создавала бы кучу проблем для населения и дорожного департамента страны.

К нашему всеобщему счастью, не могли талмудские пророки и мудрецы всех последующих веков, корректируя и дополняя Тору, предвидеть великие достижения научно-технического прогресса и запретить своим сыновьям и дочерям ими пользоваться, да и, чего душой кривить, современным это тоже сделать не под силу. А о том, что «роскошь притупляет чувства и вызывает онемение души» евреи вспоминают только тогда, когда их бесправные жены просят денег на покупку чего-то необходимого им для ведения хозяйства. Приведу пример. Бабушке моей соседки Рашель позарез нужно было заменить старый засаленный ковер в гостиной на любое другое покрытие, которое было бы проще чистить, скоблить, мыть.

Я бы так и не узнала много чего интересного, в том числе об этом пресловутом, в пятнах от жира, раздавленных ягод, пролитого кофе, истоптанном до неузнаваемости ковре в квартире иудейской семьи, если бы соседка Рашель первая не заговорила со мной. И я безгранично благодарна ей за это. Ее простодушное женское любопытство сначала привело к продолжительной задушевной беседе, после которой у нас обеих остались приятные впечатления друг о друге, что в свою очередь вызвало желание продолжить общение. Результатом более плотного общения, в ходе которого было выявлено много «точек соприкосновения» в наших взглядах на жизнь, явилась та теплая дружба, о которой Аристотель сказал: «Одна душа в двух телах».

Влетев вслед за мной в автоматически открывающуюся (после набора кода) входную дверь нашего дома, Рашель, запыхавшись от быстрой ходьбы или бега, видимо, пытаясь догнать меня еще с парковки, еле переводя дух, принося тысячу извинений, спросила, есть ли у меня время поговорить и можно ли ей задать мне бестактный вопрос. После чего застыла в ожидании ответа.

Перепугавшись до смерти от неожиданного «налета» незнакомой особы, которую я лишь несколько раз видела выходившей из нашего подъезда, и от того, что все произошло молниеносно и по-захватнически, я что-то прокудахтала каким-то чужим для себя самой голосом. Это напомнило мне всполошившуюся курицу-наседку, готовящуюся сесть на яйца. От странных звуков, вырвавшихся из моего горла, я совсем растерялась и замолчала. Повисла неловкая пауза. Секунду-другую мы напряженно смотрели друг на друга.

Я решила заговорить. Открыла рот и вдруг поняла, что из моих уст готова сорваться реплика на русском. Стоп! А как же на английском? А на английском… как же это будет на английском… черт, ничего не помню, кроме фраз из учебника по английскому, с которого в третьем классе состоялось мое знакомство с иностранным языком: «My name is John!», «Is your name John?», «Who is John?». Во что делает с людьми испуг! Господи помилуй, и это на шестом году пребывания в США!

Составить подходящую фразу на английском мне так и не удалось в течение времени, отведенного для простого однозначного ответа. Ничего другого не оставалось, как поспешно кивнуть головой в знак согласия. «Нападающая» сторона отнеслась с пониманием и, видя мое замешательство, уточнила:

– Вы говорите на английском?

Снова поспешный утвердительный кивок.

– Как вы оказались здесь?

И, не дожидаясь вербального ответа, она незамедлительно представилась:

– А меня, кстати, зовут Рашель, я живу здесь недавно, и я переехала из Вильямсбурга! Знаете, где это? Ну, это не так уж интересно, если не знаете…

Вот как раз «это» представляло для меня живой интерес, поскольку, где «это» я знала и знала, что «это». «Это» окрестность Бруклина. Один мой друг работал там учителем в одной из еврейских школ. Сегодня Вильямсбург – небедный район Нью-Йорка с многочисленными этническими анклавами, сформированными иммигрантами разных национальностей, в том числе и еврейской. И, как говорится, из первых уст мне известно, что одной из «достопримечательностей» еврейской части Вильямсбурга является наличие улиц с тротуарами, по которым имеют право ходить только мужчины!

Вопрос Рашель «как вы оказались здесь?» поставил меня в тупик, поскольку он мог подразумевать разное. Ну, например, страну, штат, улицу, или, кто знает, может, она имела в виду место в лобби, где я в тот момент разинутым ртом ловила воздух, переваривала происходящее и не могла толком сказать ни слова по-английски.

Чуть освоившись в ситуации и предварительно откашлявшись для придания значимости тому, что собираюсь сказать, я попыталась правильно произнести следующее, что, скажу не без гордости, наконец-то получилось по-английски и довольно грамотно: «Понимаете, в Америке я недавно и мой английский пока оставляет желать лучшего! Не могли бы вы повторить то, что вот только что сказали!».

Для полного понимания, о чем я здесь толкую, мне нужно дать некоторые подробности, без которых ну никак нельзя обойтись, поскольку они участвуют в правильном формировании стереоскопического эффекта в понимании мизансцен. (В чем, в чем участвуют?.. Вот это сказанула! Это ж надо такому в голову взбрести! Сама поразилась! Ну да ладно!)

Итак, моя фраза «Понимаете, в Америке я недавно и мой английский пока оставляет желать лучшего! Не могли бы вы повторить то, что вот только что сказали!» несла в себе невероятное количество смысловых оттенков. Это тактическое ухищрение, автором коего я являюсь, заключает в себе столько значений, что неискушенному человеку будет трудно в это поверить. Поначалу фраза была для меня «спасательным кругом», а потом переродилась в «щит и меч». Это служило и просьбой, и извинением за то, что не понимаю говорящего, и шансом, дающим время обдумать следующие слово, фразу, предложение. Эта фраза не раз выручала меня в тех особенных случаях, когда мне не удавалось вникнуть в суть разговора даже после многократных объяснений мне слов и значений, и довольно эффективно разряжала обстановку неловкого молчания.