Владимир Степанов - Прачка

Рая поднялась на второй этаж с каким-то нехорошим предчувствием и даже тревогой и остановилась у дверей, чтобы перевести дух, прежде чем войти.

Небольшое помещение буфета гудело словно потревоженный улей. Табачный дым, густым туманом завис под потолком. Пять столов были сдвинуты вплотную в один ряд, и весь штат актёров Кердыка шумно отмечал успех, только что прошедшей «на бис», премьеры. Раиса тоже входила в состав этого коллектива, она работала костюмером. Стоя в дверях и всматриваясь в лица громко орущих, смеющихся и хорошо поднабравшихся актёров, своего Аркадия она не находила. Когда же у самой стены, на полу увидела майорский мундир, два сапога, штаны-галифе и фуражку с синим околышем, Рая поняла, что он здесь! Только где…?

Почти весь актёрский бомонд был курящий. Курили не переставая и, сквозь эту завесу, не так просто было увидеть стоящую фигуру, замотанную в белую простыню с прищепкой на левом плече. Фигура стояла на последнем столе в конце буфета, в окружении смеющейся толпы. Волосы на голове были собраны наверх и напоминали большую лепёшку, которой не давали развалиться десяток шпилек и заколок. И на этой лепёшке сидела диадема, в виде двух лавровых веток, сделанная из тонкого листа меди и проволоки.

Женский визг и смех, мужицкие орущие глотки, заставляли повылезать из-за столов всю собравшуюся публику. Вокруг возвышающейся фигуры образовалась плотная толпа.

Рая расстегнула шубу, было очень душно, окинула взглядом накрытые столы, которые не блистали богатым угощением – всё было из буфета и в основном бутерброды. Зато компенсировало простую закуску обилие большого количества бутылок, которых хватило бы и на вторую труппу актёров. В центре сдвинутых столов красовалась высокая бутыль с вином в переплетённой корзине. Её много лет назад, от дальних родственников Кердыка, доставили из далёкой, солнечной Грузии.

Триумфатор стоял в стороне от оголтелой толпы и методично выкрикивал своё «ассе», прихлопывая в ладоши. Кердык был в чёрной черкеске и в чёрных, лёгких сапожках, плотно облегающих крепкие икры лихого танцора. Полчаса назад, в сумасшедшем, непрерывном, десятиминутном ритме, он выдал кавказскую лезгинку. С дикой скоростью движений ног и рук, вихрем проносился вдоль стен буфета, изящно огибая столы и стулья на своём пути.

Джигит…! Красавец лицом и телом, с аккуратными бакенбардами и усиками, производил на женщин неотразимое впечатление – эталон настоящего мужчины, но не более! Характер его – бурлящий, неугомонный, не терпящий возражений, страсть и вспыльчивость, заставляли женщин выставлять обе ручки вперёд и бежать от такого джигита, как можно быстрее и дальше без оглядки!

Немало хороших, талантливых актёров покинули коллектив худрука – кто со слезами, кто с матерными словами, посылая проклятия в адрес Кердыка и на его дом культуры. Кто же сумел приспособиться и понять быстро отходчивую натуру Казбека, вполне ужились и сработались с ним.

Казбек Кердышвили вырос в театральной семье, и его родители сделали всё, чтобы он получил образование и вышел на тропу театрального искусства. Сегодня Казбек почувствовал, что он что-то может, он умеет творить и его актёры просто молодцы, они поняли, что он хотел от них в игре. Кердык щедро выставил на столы всё, что имелось в буфете: коньяк, водку и шампанское. Сегодня был его день, он торжествовал!

Рая стояла на пороге уже минут десять, не меньше! Никто из гудящего в дыму роя не обернулся в её сторону. Толпа крутилась у последнего столика, на котором возвышалась фигура в белом. И только один из зрителей, со сверкающей лысиной, сидел за столом спиной к ней, она его узнала сразу. Это был Черепков Аристарх Абрамович, актёр сорокалетнего возраста и посредственного значения в театре, заклятый завистник многогранному таланту Аркадия Петровича Шуйского, ведущего актёра маленького театра.

Черепков был тучного сложения, он сидел на стуле и одной рукой вытирал платком мокрую лысину, а другой наливал в стограммовый буфетный стаканчик армянский коньяк в пять звёздочек.

Рая неожиданно насторожилась, она услышала на том конце длинного стола, донельзя знакомый голос, который слышала каждый день, все шесть лет – это заговорила фигура, облачённая в белое! Вознеся вверх руки, фигура произносила короткие монологи из какой-то театральной постановки. Толпа даже не смеялась, она ржала, как табун лошадей, непрерывно шлёпая в ладоши и громко выкрикивая: «Браво, браво! Аркаша! Браво, наш ты Цезарь, Юлий Гай ты наш!»

Рая с порога не могла слышать, что там произносил её Юлий Цезарь, но она хорошо рассмотрела, повернувшийся к ней боком, счастливый и пьяный профиль несравненного её Аркаши! И ещё она увидела стройную женщину в красивом, облегающем фигуру платье и в модных, чёрных туфельках, на стройных ножках. Эта женщина обнимала ногу её мужа и целовала его в колено.

«Да это же Люська! Она же еле на ногах стоит и за ногу его держится. Аркаша кажется тоже хорош…, ноги не стоят на месте. Да он вот-вот свалится со стола, как же его качает!» – Раиса ещё до конца не могла разобраться, что там затеял её Шуйский?

Фигура, подняв к потолку руки, снова начала произносить монолог, но о чём, Раиса не могла расслышать стоя у порога. В стельку пьяная, Люська обеими руками вцепилась в правую, выставленную вперёд, коленку Цезаря и, задрав вверх голову, смотрела на его руки, которыми Гай Юлий гоняет под потолком дым и что-то торжественно произносит римскому народу, туда, в дымное небо!

Аркадий Петрович и смазливая личиком Люська, которые своей игрой угодили капризному Кердыку, сразу же после успешной премьеры, были утверждены им, там же в буфете, на исполнение главных ролей в предстоящем спектакле. Шуйский играет Гай Юлия Цезаря, а Люся Соболевская – его жену Корнелию!

На радостях таких, уже изрядно поднабравшись, Люся и Аркадий Петрович незаметно покинули застолье и решили прямо в буфете прорепетировать сценку довольно сложного спектакля, который состоится в следующее воскресенье.

Люська быстро сбегала в гримёрную, схватила из шкафа широкую простыню, прихватила бельевую прищепку и медную диадему, висевшую над дверью вместо лошадиной подковы.

Шуйский не стал её дожидаться, он уже сидел за дальним столом и закусывал бутербродом. Люська вытащила его за руку и повела к большой грузинской бутыли с вином. Не выпуская его руку, налила себе и почти залпом выпила полный стакан, а потом потащила подальше от столов.

Аркадий Петрович, весело хихикая, скидывал с себя мундир чекиста, сапоги и штаны под прикрытием белой простыни, которую держала Люська, неуверенно стоящая на красивых ножках, обутых в туфельки-лодочки.