Владимир Степанов - Прачка

Закрученного в простыню с прищепкой на левом плече Шуйского, публика подняла на стол, предварительно стащив скатерть и всё, что на ней было. Выпив стаканчик, поднесённый вместе с огурчиком, Шуйский начал импровизировать. Не зная ещё текста предстоящего спектакля, развязанный язык Аркадия Петровича молотил чушь, которую впихивал в свои монологи, собранные по слову, а где целыми фразами и цитатами со всех спектаклей, в которых играл когда-то. Получалось очень забавно и смешно.

Раисе в этот воскресный вечер не везло, она пропустила начало премьеры в зале, пропустила и второй спектакль в буфете. Сняв с головы пуховый платок, она подошла к первому столику и остановилась, не обращая внимания на сидящего Черепкова с блестящими, наглыми глазами, который не моргая пялился на неё и что-то жевал.

Шуйский протыкая руками клуб табачного дыма, облаком проплывающий под потолком, выразительно завершал свой длинный монолог:

– Маску зверя снова вижу я! И что под нею: хобот, иглы, чешуя? Как коварен он, смеётся, он бодается, плюётся! Под личиною он смел, безрассудству нет предела, скольких в жертву приносил, сколько выпил крови! О-о-о… царица, берегись! Телом пышным страсть не разожги, в неге сладкой пребывая. Не заметишь ты во сне, как хобот твоё тело накрывает! Берегись же, берегись…! Маску зверь снимает, страсть уж боле не сдержать, зверя хобот обнажился, и надменное лицо, он при тебе вскрывает! – и в этот самый момент, Люська запустила обе руки под простыню, вцепилась во что-то и резко потянула вниз, как бы завершая этим длинный монолог. Пьяная публика ликовала!

– Славно, славно…! – похлопывая в ладоши, произнёс Черепков. – А у Вас, Раиса Михайловна, действительно, муж талантом не обделён, вы только посмотрите, как он страстно играет извращённого до предела зверя – эдакий мавр! Люська, я так понимаю, за хоботом полезла, чтобы… – звук хлёсткой пощёчины звонко разнёсся по всему буфету.

Кровь ударила Раисе в голову, лицо покраснело, жар прошёлся по всему телу. Потерев горящую ладонь, и даже не взглянув на ошалевшего Черепкова, она медленно пошла к вопящей толпе.

– Стерва, какая же стерва! Вот где маски сняты, оба под личиной лицемерия ходили. А как сыграли три часа назад, разве не поверишь? Полный зал мужиков-работяг и суровых баб плакать заставили. Лицемеры! Видно не первый раз она, вот так решительно…! Интересно, за что же она так его дёрнула, да ещё обеими руками, стерва пьяная?

Её начал бить озноб, тёплая шуба и буфетная духота не смогли остановить дрожь. Она сильно сжала завёрнутые в газету колючие ветки роз и проколола шипом палец. Возможно этот укол остановил её, в голове всё перемешалось: ревность, жалость, стыд и гнев. Внутри всё бурлило, её разум терял контроль. Сильная боль от колючего шипа привела её в чувство. Она приложила больной палец к губам и смотрела на своего несравненного Аркашу – гениального исполнителя ролей любого жанра!

Лицо, которое имел сейчас Шуйский, Раиса видела впервые. Он стоял в неестественной позе, босые ноги разошлись циркулем, на мокром, залитым водкой и вином столе. Раскрасневшееся и потное от духоты, оно смотрело на Раю стыдливыми, испуганными глазами ребёнка, который не успел добежать до горшка и сейчас получит от мамы ремня, потому что он уже большой и смышлёный мальчик. Эти большие, смышлёные глаза не понимали, откуда она могла появится – его мама Рая?

Он хорошо помнил её слова перед спектаклем. Она говорила, что не сможет прийти на премьеру потому, что получила срочный заказ от влиятельной в городе особы и сегодня его надо закончить любой ценой.

Буквально две минуты назад, сверкающее счастьем лицо от своих произнесённых монологов, повеселивших публику, сейчас выражало изумление и полную растерянность. Вероятность появления его Раечки в буфете, по его расчётам, равнялось почти нулю. Но нуля не получилось, а у Раи, наоборот, появился шанс застать игру дорогого ей Аркаши. Её неожиданный приход, добавил новое действующее лицо, и зритель буфета требовал продолжения спектакля.

Вечер комедии начал плавно переходить в трагедию. Аркадию Петровичу было не впервой, как говорят «переобуться» на ходу и войти в роль, и он не покидал пьедестала, хотя очень желал. Но соскочить со стола, у него не было просто возможности.

Шуйский раздвинутыми, дрожащими от напряжения ногами, удерживал трусы, которые спустила до самых колен Люська, стоящая сейчас со всеми в толпе с глупейшей улыбкой на пьяном лице, которая видимо совсем не соображала, что наделала! Они ведь не договаривались с Аркашей на финал такой сцены. Они сами, ручки её, как-то непроизвольно, для эффекта поставленной точки в монологе, стянули их. Теперь на месте боевой подруги чекиста, стояла его строгая Рая!

«Бежать, соскочить со стола и бежать, сверкая пятками в гримёрку, там переодеться и снова бежать…!» – первое, что пришло в голову Шуйскому.

Но как соскочить…? Резинка в трусах лопнула, и только ноги не дают им сползти на стол, а ноги скоро сами сползут за края. «Я же еле стою! О Боже, каков финал – позором скверным завершается всё это. А всё она…! Говорил же ей, и не раз: „Играй играючи, легко, не зарывайся глубоко!“ – и вот, пожалуйста, зарыла меня, и как зарыла! Эх, Люська, Люська…! Теперь всё, не выкрутиться мне, не вымолить прощенья у души добрейшей, получай же сполна, по заслугам! Теперь точно, всё!».

Он открыл рот, чтобы сказать что-то, но внезапно защекотало в носу, и, не сдержавшись…, Аркадий Петрович чихнул! Сразу же за первым, последовал второй чих, ещё и ещё…! Прищепка, удерживающая простыню на левом плече, от такой встряски, кузнечиком прыгнула на другой стол. Шуйский успел схватить сползающую белую мантию Цезаря и зажал её вместо прищепки рукой.

– Чего это ты расчихался, бедуин…? Никак простудился в духоте пустынной? В Египет к Клеопатре, или от неё ноги уносишь…? И верблюда потерял, загнал наверно? Верно от неё, девять месяцев прошло, в самый раз ноги уносить, ты же мудрый шалун, Цезарь! – Рая стояла у самого края стола, нервно улыбалась и смотрела, как ступня Аркаши медленно сползает с его края.

Пьяная толпа один за одним замолкали и смех прекратился, похоже было, что смеяться больше не придётся! Люся Соболевская пыталась протиснуться сквозь плотную стену стоящих и бежать, куда глаза глядят, но Рая, чувствуя спиной её намерения, резко и властно окликнула её! Та остолбенела, сознавая, хотя и очень смутно, куда зашла игра.

– Ты, кажется, Корнелия, жена этого шалуна, так…? А твой Гай от царицы египетской ноги утащил, полководец разврата! Давай же, покажи римскому народу маску зверя, которую сейчас спустила, обнажи звериное лицо!

Люська, будто закиданная помидорами за плохо сыгранную роль, стояла не шевелясь.