Виталий Великоиваненко - Исповедь советского человека. Повесть

– Молодой человек, после работы заходите ко мне, я не сказал самого главного, я ведь умираю и хорошо это понимаю.

Меня очень волновали и порой даже пугали те изменения, которые происходили со мной после клинической смерти. А именно: изменения в интеллектуальной и эмоциональной сферах, обострение интуиции, появившиеся способности к абстрагированию и предвидению и стремительные перемены во взглядах на человека и общество. Мне открылось совершенно новое понимание человека, его поведения, поступков и чувство, что человек, его поведение, поступки легко предсказуемы, прогнозируемы. Мои видения чуть не погибшего мозга настолько врезались в мою память, что тревожили и постоянно всплывали во всех подробностях, можно сказать, становились навязчивыми.

Вопрос о смерти так или иначе волнует каждого человека и всё человечество с момента его возникновения, ответ же научного сообщества до раздражения и горечи прост: тело будет съедено червями и превратится в прах, пыль Вселенной. Сознание и душа угаснут по команде «game over». Конечно, человечество и каждый человек тешат себя иллюзиями… Согласно греческой мифологии, душа летит в Тартар, царство Аида, взгляда не хватает, чтобы окинуть это царство скорби и печали, где уже нет желаний. Насколько хватает взора – пустынные серые скалы, долины, пропасти и бездны, не знающие света, тихий шелест и стоны увядших душ, словно осенних листьев, мрачные воды реки Леты – реки скорби, печали и забвения. Чёрные воды реки Стикс, которой клянутся сами боги, боясь нарушить свои клятвы; грязная и мутная река Ахеронт, поросшая серым тростником, даже, вернее, тенью тростника; тени плавающих рыб и седой паромщик Харон, гребущий веслом и увозящий души умерших на другой берег. Весело прыгающий трёхголовый пёс Кербер, встречающий весёлым лаем на том берегу и уже никогда не отпускающий души забредших в этот мир. Можно увидеть жестоко наказанного Тантала, вечно мучаемого жаждой, по шею в воде, но только хочет он напиться, как желанная влага уходит; Сизифа, поднимающего в гору свой камень, который вечно срывается у вершины, и всё начинается сначала. Душа умершего предстаёт перед троном Аида и его жены Прозерпины. У трона справа стоят судьи: Минос, по повеленью самого Зевса судящий души в сомнительных случаях; Эак, во власти которого все европейцы, и Радаманф в азиатском костюме – грозный судья азиатов. Орфей играет на лире, не в силах жить без своей Эвридики. Слева бог сна – Гипнос, дарящий вещие, ложные и ужасные сны; его брат, бог смерти Танатос, в чёрном плаще, с крыльями за спиной, навсегда закрывающий глаза смертному. Адская богиня Геката – в виде трёх соединённых женщин, очищенная, по велению Зевса, в мутных водах Ахеронта и наделённая властью на небе, земле и в аду. Чьим-то душам суждено остаться в аду, а чьи-то души будут отправлены в Елисейские Поля, где души безгрешных в вечнозелёных лесах и полях, где воздух чист и прозрачен, резвятся и наслаждаются. Тени умерших лежат под сенью лавровых деревьев, прислушиваются к журчанью прозрачных источников, наслаждаются гармонией, извлекаемой Орфеем; тени воинов, пожертвовавших собой ради отечества; поэты, музыканты, художники, чьи благодеяния и целомудрие оставили о себе память. Мифы и легенды, оставив прах и тело земле, а души отправили в вечное путешествие.

Погружённый в греческую мифологию, я решил в конце рабочего дня зайти в палату к своему умирающему пациенту.

– А, доктор, я так и знал, что вы зайдёте, и вам любопытно узнать, что я думаю о смерти.

– С вами будет всё хорошо, вы поправитесь.

– Да, конечно, медицина достигла высокого уровня, но выслушайте меня и мои мысли.

– С большим удовольствием, тем более смену я сдал и время у меня есть.

– Мировые религии и христианство оставили для души вечность, чтобы смерть не была так скорбна и жизнь человека была бы более осмысленна и менее безрассудна. У меня совершенно нет намерения взорвать ваш мозг религией, но всё же я проведу вас, доктор, по девяти кругам ада, с одной лишь целью показать все те нравственные проблемы, которые мучили и терзали человечество и христианство на протяжении многих тысяч лет, и ту кару, которая может постигнуть каждого.

Позвольте кратко остановиться на семи смертных грехах:

1. Гордыня – сильнейший из семи смертных грехов; грех, приведший к падению приближённого к Богу ангела Люцифера, уверовавшего в то, будто он сам себя создал, и ставшего Сатаной.

2. Зависть.

3. Чревоугодие, или обжорство.

4. Похоть, или сладострастие (прелюбодеяние – супружеская измена, блуд – беспорядочная половая жизнь вне брака, содомский грех, содомия – мужеложество и ряд других половых отношений, осуждаемых церковью).

5. Гнев и лень.

6. Алчность.

7. Уныние – разочарование, недовольство, обида. Уныние – клевета на Бога, будто он немилосерден.

Не обладая поэтическим даром, всё же позволю себе воспроизвести полёт в ад.

Душа летит в глубины ада,

Где в вечном холоде и мраке

Закован льдами озера Коцит

Томится падший ангел Люцифер

И судит за измену,

И грязной пастью рвёт на части

Иуду, Кассия и Брута.

И наказание его страшит вдвойне,

Ведь сам наказан за измену.

Умён и некогда красив,

Нам постоянно лезет в души

То хитрым дьяволом, то бесом,

То искусителем, то Сатаной,

То Мефистофелем, а то змеёй,

Толкает нас на глупость, безрассудство,

Испытывает нас и ждёт в аду

И каждому

Свой адский круг

Готовит.

А первый круг, иль лимб —

Здесь вечное страдание

Безмолвной скорбью

За неверие и сомненье без греха.

Второй – за страсть любовную с изменой,

Где крутит души буря ада,

Бросая их на скалы и в ущелья.

А третий круг – гниение с разложеньем

Под проливным дождём, палящим солнцем —

Удел не знавших в пище меру.

Четвёртый круг – там наказание за жадность,

Сизифов труд, бессмысленный, напрасный

Ему удел.

А пятый круг – Стигийское болото —

Сражение по горло в тине и грязи

За лень, гневливость наказание.

А круг шестой здесь уготован

Лжепророкам и лжеучителям,

А наказание – лежать

Внутри пылающей гробницы.

Седьмой же круг —

Удел убийц и душегубов

Кипеть в крови

И быть разорванным на части

Свирепой стаей псов.

Удел самоубийц, глумленье гарпий,

Где самоубийца – дерево

И будет весь изломан, осквернён.

А садомиты маются в безжизненной пустыне,