Эльвира Абдулова - Родные узы

– Ах, да, я же не рассказала тебе про ту поездку к морю! – опомнилась Ирина.

Долетели они туда благополучно, а вот на обратном пути, наверное, потому, что не было рядом заботливой мамы, искавшей им покровителей, Ирине стало совсем плохо. Ночью накануне вылета ей снилось что-то страшное и муторное, утром она решила не завтракать, чтобы не мутило еще больше, липкий запах проник в ее кожу, в нос, наполнил даже мерзкой слюной рот, она никак не могла с этим справиться, если бы рядом с ней не летела Маринка. Тогда бледности сестры Ира не заметила, самой было плохо. Марина приносила ей воду, читала уносящую из реальности книгу про гиперболоид инженера Гарина, просила у стюардессы одеяло, таблетки, дополнительные сосательные конфеты. Расслабиться и глубоко увлечься книгой в том случае, конечно, не получилось, но до дома как-то долететь удалось, удалось дождаться того великого момента облегчения, когда самолет коснулся земли, а потом уже осталась сущая мелочь – дотерпеть до возвращения домой, в любимую квартиру, где девочек ждал вкусный обед и посыпанная сахаром клубника.

В тот же вечер обнаружилось, что Марина сильно больна. Еще в самолете она почувствовала сильную головную боль, но в заботах о сестре не придала этому значения, готовая в любую секунду помочь близняшке. Высокая температура держалась несколько дней. Мама тогда говорила, что это нервное, от перевозбуждения и беспокойства за сестру. Могло ли то недомогание Ирины стать причиной болезни сестры, никто не знал, но совпадение фактов упрямо твердило о том, что мамины подозрения были вполне обоснованными. Через пару дней температура спала, будто ее не было вовсе. «Мой страх тогда передался ей, понимаешь? А меня при возвращении домой стало терзать здоровое чувство нестерпимого голода. Оно сверлило мне мозг, я жадно бросилась на еду, а Маринка без сил повалилась на кровать и так пролежала два дня. И как после этого не верить в то, что мы связаны?!? Я не заслуживаю такой сестры, Эмма!».

В старом городе, связанном с убиенным царевичем, группа разделилась на два автобуса: одни отправились в храм, расположенный на живописном берегу Волги, кандидат на включение в список Всемирного наследия ЮНЕСКО, другие выбрали посещение мужского монастыря, тоже построенного в конце семнадцатого века. После долгих ночных разговоров Эмма чувствовала себя уставшей. Прошло увлечение первых дней, и теперь это глубокое проникновение в чужую жизнь несколько утомляло. Все-таки ее ожидания от отдыха были несколько иными: хотелось отойти от повседневности, погрузиться в красоту природы, в историю старых городов и дать заодно отдохнуть детям от постоянного присутствия родителей. Удалось, пожалуй, только последнее. Беспокойная мать звонила детям даже реже, чем планировала: днем ее время было отдано экскурсиям и прогулкам, вечером ее вниманием полностью завладела новая приятельница.

Когда обнаружилось, что Ирина с дочерью выбрали другую экскурсию, она даже не огорчилась. Ей нужно было время, чтобы передохнуть. Лучшей компании, чем муж, тут и не придумать. С ним можно было красноречиво молчать, едва перебрасываясь словами только по важному делу, что не мешало Эмме, конечно, время от времени отчаянно с ним биться, иметь непрекращающиеся столкновения и хранить несколько дней упрямое молчание, если вопрос того стоил. За долгие годы совместной жизни накопилось множество тем, по которым они спорили с удовольствием, иногда изображая обиду, иногда обижаясь всерьез, но оба знали, что это ненадолго.

Утром Эмма стояла у зеркала, смотрела на себя и думала: куда же тебя занесло, дорогая? Сбежала от людей в поисках тишины и покоя, и опять наткнулась на страдающую душу, жаждущую внимания и понимания. Впрочем, страдающей Ирину назвать было сложно: она определенно наслаждалась сегодняшним периодом. По ее словам, так хорошо, как сейчас, ей не было никогда, и она ни за что бы не обменяла свои сорок с большим плюсом на мятежные штормящие двадцать или на депрессивные тридцать, полные ожидания и разочарования. «Я люблю свой возраст и не понимаю все это женское кокетство касаемо утекающих сквозь пальцы лет. Я наконец чувствую себя реализованной в профессии, у меня есть перспективы, Полинка, планы на новую личную жизнь», – так и сказала. Именно в такой последовательности.

С утра погода не заладилась: тяжело хлестал дождь, из окон автобуса были видны мокрые улицы в дрожащих потоках, деревья, теряющие на глазах листья. На повороте, где дорога поднималась вверх, к храму, мелькнула вереница других туристов, покорно плетущихся за экскурсоводом с огромным ярко-красным зонтом. Эмма вспомнила фотографии старых европейских улиц, с темными средневековыми домами, готическими соборами и ажурными мостами. На фоне этой темной тяжелой картины кто-то заботливо укладывал на тротуар раскрытый алый зонт, то ли кем-то забытый, то ли намеренно оставленный для эффектного кадра. Фотография мгновенно оживала: всплеск красного цвета менял все пространство вокруг. Также сегодня работал тот ослепительный зонт экскурсовода: он являлся не только ориентиром, чрезвычайно важным для увлекающихся и глазеющих по сторонам туристов, он оживлял тяжелое низкое небо, мрачный пейзаж с клонящимися до земли деревьями и серую вереницу людей, традиционно кутающихся в невыразительную темную одежду.

Еще какое-то время автобус выруливал по маленькому городку, собираясь пристроиться в безопасном месте, потом группа шла под утихающим дождем к смотровой площадке, пытаясь рассмотреть сквозь туманную морось обещанный рекламными брошюрами великолепный вид на город и реку.

Эмма очень любила грубый, темный от времени известняк старинных городов, огромные фонари в ущельях улиц, захлопнутые от дождя ставни. Ей нравилось, когда со всех стен на нее смотрели святые, колыхалось пламя горящих лампадок. На сегодняшний день им приходилось любоваться совсем другой красотой. Игрушечный городок с отреставрированными храмами, монастырями, колокольнями и золотыми, сверкающими на солнце луковками, был похож на иллюстрации к русским народным сказкам – и это тоже было прекрасно.

Промокшие и уставшие туристы, получившие два часа свободного времени, стали искать укрытие. Все мало-мальски приличные кафе и кондитерские были заполнены и клубились паром от мокрой одежды загнанных дождем гостей. Эмма с мужем, наконец, отыскали себе пристанище и воровато метнулись в сторону к освобождающемуся на их глазах столику у окна. Отдышавшись и заказав для начала Иван-чай, они залюбовались старинной площадью, высокими фонарями, трагически одиноким памятником в самом центре. Если бы не туристы, городок был бы объят сном. Гости привнесли в него энергию, жизнь, свежую кровь, деньги в конце концов. По ценам, указанным в меню, супруги решили, что главным для хозяев является доход в туристический сезон, поэтому в своих безумных фантазиях они себе не отказывали. Штрудель, прозаический яблочный пирог или пирожки с картошкой стоили здесь ничуть не меньше, чем в крупном российском городе.