Нонна Беспалова - В той стране

– Странно! Мы могли бы ходить в одну школу. Почему ты здесь не жила?

– Мои жили с папиными родителями в десятиметровой комнате. Когда я перестала помещаться на двух стульях, меня отправили к бабушке. Там на двадцати метрах жили три человека. Время от времени мама с бабушкой ссорились, и я неделю-другую жила здесь, на Арбате, за мной присматривала соседка, потом мама мирилась с бабушкой и меня опять отвозили в посёлок. Я устала. Возьмём такси?

Вечером Надя сказала родителям, что побывала в Мерзляковском переулке и передала привет от Симона. Они удивились двум вещам, тому, что Симон еще жив и тому, что Наде пришло в голову туда заглянуть. Мама брезгливо передёрнула плечами.

– Тараканий рай.

Надя так и не смогла себе ответить, какой бы она была, живи она там, в Мерзляковском. Может быть, она была бы самостоятельней, смелее, честолюбивей? Трудно сказать. С одной стороны – хорошая школа и интересные друзья, с другой – мама с её характером.

Надя позвонила Вике. Вика вопрос об Алёше приняла спокойно. Сказала, что вела себя глупо, но теперь всё позади.

– Денис собирается в поход на байдарках, просил узнать, не хочешь ли ты пойти?»

– Очень хочу, Вик, но не могу. Нам с Денисом лучше какое-то время не видеться.

– Что у вас всё-таки произошло?

– Мы не можем быть вместе. Просто не можем. Мне трудно объяснить.

– Дело твоё. Жалко, что ты в поход не идёшь.

Наде тоже было жаль расставаться с походной жизнью. Ночёвка в палатке, обед на костре, мытьё посуды в холодной воде, все эти мелкие неудобства она, неприхотливая и неизбалованная, переносила легко, а долгие вечера среди друзей у костра, песни под гитару, чтение стихов, разговоры допоздна, пока не прогорят последние угли – она так это любила, а теперь ничего такого у неё не будет. Хорошо, если временно, а может быть и никогда.

Уже без помощи Игоря Надя пересдала заваленные экзамены и удрала зализывать раны в родной посёлок, к бабушке Даше. Бабушка с дедушкой давно уже жили в отдельной квартире, которую дед, отработавший на заводе больше двадцати пяти лет, получил «от завода». Несколько дней Надя отсыпалась, потом разыскала свою подругу Люсю, и теперь они вдвоем ходили на канал загорать и купаться, играли на лесной поляне в бадминтон или просто валялись на солнышке с книжками. Один раз сходили с бабушкой Дашей за грибами в дальний лес. Люся просила съездить с ней в Москву, и они поехали погулять в город. От станции «Дзержинская» они прошли мимо «Метрополя» до ГУМа, съели в ГУМе по две порции их знаменитого мороженого в хрустящих стаканчиках, постояли в очереди, купили два одинаковых по крою, но разных по цвету польских сарафана, потом через Красную площадь вышли к гостиннице «Москва», поднялись вверх по улице Горького до самой «Маяковской» и засветло, как обещали, вернулись домой.

Надя открыла дверь своими ключами. На кухне рядом с бабушкой Дашей сидел за чаем Игорь, бабушка смеялась и вытирала краем фартука, выступившие от смеха слезы. Игорь сразу встал.

– Я достал абонементы на кинофестиваль. Конечно, на внеконкурсные показы, но это даже интересней. Пойдёшь?

Как тут было отказаться? Иностранное кино, недоступное в другое время, причём без купюр, без изъятий, семь дней по два фильма в день! Надя быстро запихнула в сумку свои лёгкие летние шмотки, поцеловала бабушку, и они с Игорем отправились обратно в Москву.

Надежда Осиповна попыталась вспомнить, что они тогда смотрели, но фестивали, клубные просмотры и закрытые показы перепутались между собой и какие фильмы они видели именно в тот раз, припомнить не удалось. Только один фильм она помнила точно, может быть не самый лучший.

Странное впечатление произвёл на неё тогда этот фильм. Действие происходило в Ирландии, в деревне. Наде вдруг мучительно захотелось туда, к высокому обрыву, к морю с белым песком пляжа, на вересковые пустоши, согретые летним солнцем. Сюжет, где страсть толкает друг к другу двух совершенно незнакомых людей, несколько откровенных любовных сцен, далеко выходящих за рамки дозволенного в советском кино, трагическая развязка и, главное, эти пейзажи чужой страны, вызвавшие у Нади странное чувство ностальгии, так она определила, охватившую её неясную тоску и непонятную тягу к этим местам – всё это взбудоражило её и долго не отпускало. Обычно они с Игорем сразу же обменивались мнениями, но теперь Наде не хотелось ничего говорить. Они молча дошли до станции метро. Игорь остановился, взял Надю за локоть.

– Поедем ко мне.

Родители его жили на даче, и в холодильнике у Игоря не было ничего, кроме небольшого куска костромского сыра и бутылки шампанского, оставшейся с каких-то торжеств. Игорь снял с горлышка бутылки тонкую фольгу, раскрутил проволоку и долго раскачивал тугую пробку. Наконец пробка выскочила с лёгким хлопком. От шампанского не было пьяно, только весело. Игорь рассказывал, как в пятнадцать лет последний раз провел лето в пионерском лагере в старшей группе. Их вожатый, учитель математики, лет двадцати пяти, после отбоя каждый раз куда-то исчезал, и с ними в корпусе оставалась только вожатая, студентка педагогического. Рослый черноволосый Игорь выглядел старше своего возраста, и студенточка старалась на него не смотреть, а если встречалась с ним глазами, то смущалась.

– Я в общем-то, уже не совсем был дурак, но как к ней подобраться поближе не мог придумать. И она была какая-то робкая, стеснительная, никакой инициативы. Последняя неделя пошла, отбой в десять часов, нас одиннадцать здоровых лбов, конечно, никто не спит, анекдоты травим и ржём. Прибегает наша вожатая. «Вы», – говорит, – «совсем распустились». Я ей: «Таня, время детское, спать не хочется! Она: „Не хотите спать – лежите тихо. После отбоя – тишина!“. Только она за дверь, я решил одну историю рассказать из школьной жизни, как нас с одной девчонкой нечаянно заперли в школе, все стараются ржать тихо, давятся в подушки, но тихо не получается. Она опять прибегает: „Ребята! Ну что за безобразие? Вы и сами не спите и мне спать не даёте. Я знаю, кто тут всем мешает! Игорь! Выйдите в коридор! Час будете стоять в коридоре, пока все не уснут“. И ушла. Какие последовали комментарии, я повторять не буду. Если бы я не вышел в коридор, я бы уронил себя в глазах своих друзей. Я вышел. Стою в темноте, переминаюсь с ноги на ногу, решиться ни на что не могу. Потом смотрю, у неё из-под двери свет. Ну, думаю, – это сигнал! Приоткрываю её дверь, она лежит на своей постели ко мне спиной, лица не видно. Я говорю: „Таня, я не могу там стоять, я темноты боюсь!“. Она мне: „Ну, стойте здесь, при свете“. По голосу слышу – улыбается. „С вами Таня“, – говорю, – мне и в темноте не страшно». Она – щёлк, и лампу выключила.