Алан Бомар - Ибо нефиг

Я стал «искать себя». Начал ходить в православный храм – не понравилось. Прости нам наши грехи. Аминь. Пару раз побывал в каких-то сектах, где люди любили друг друга «безусловной любовью». Игрались этим словом, как какой-то игрушкой. Это напоминало мне девушек, которые хвастаются подарками, подаренными их «половинками» с IQ не выше 10. Которые думают, что за старания и труд им будет награда. Безмозглые дураки, которые не познали все прелести «взрослой жизни»: гонорея, хламидиоз, свадьба по залету, измена жены и первый секс ребенка.

Сидя на их встречах (так называемых «собраниях»), обсуждая любовь безусловную, я задавался одним вопросом: «На самом ли деле их любовь такая безусловная? Интересно, смогут ли они говорить такое после того, как самый „безусловно любимый“ ими человек возьмет старую ржавую ножовку времен Советского Союза, которая долгое время валялась в чьем-то сарае без надлежащего ухода и чистки, и отрежет одному из этих „любителей“ пару пальчиков, ногу или член. Неужели и после этого их вера в безусловную любовь не пошатнется?» К счастью, у меня не было сильного желания это проверять. Я был добрым ребенком.

Долго меня там продержать не смогли: я сбежал оттуда. Не понравилось их безусловное Лицемерие. По иронии судьбы их запретили, обвинив в экстремизме и вымогательстве денег.

Время шло своим чередом. Взросление, первая серьезная потасовка, первый поцелуй, секс (который никак не связан с тем, что я ушел из религии). Я отошел от всей этой религиозной канители и начал заниматься вещами, которые реально могли принести практическую пользу как мне, так и окружающим меня людям. Я начал усердно читать, причем читал я все подряд: начиная от состава освежителя воздуха во время опорожнения своего кишечника, и заканчивая самой бесполезной для меня книгой, которую многие называют шедевром всех времен и народов – «Война и Мир».

Но давно забытое и старое выпрыгнуло мне на встречу из самого незаметного в мире угла.

Правда, сейчас, вспоминая эту историю, меня всегда бросает в безудержный хохот. Уровень моей наивности и «ветреноголовости» просто зашкаливал на тот момент! Как бы это банально ни звучало, но виной всего произошедшего, о чем я буду рассказывать, была женщина – моя самая большая слабость и сила.

После очередной тренировки в спортивном зале, мы с друзьями зашли в маленькую кафешку: малый бизнес человека, который жил своей спокойной жизнью. Стоит отметить, что еда была вкусной и относительно дешевой. Музыка там играла на средней громкости звучания. Вполне уютное заведение. Алкоголя там не было. Догадайтесь, почему. Оно полностью соответствовало всем правилам гигиены. Кондиционер работал в полную силу. И мы, которые от пота были похожи на внутреннее содержание шарика, надутого орально, чувствовали, как пот присыхает к нашему телу и испаряется с одежды, оставляя на ней белые пятна человеческой соли. В том момент единственным моим желанием было побыстрее вкусить все то, что мы заказали: средне обжаренное мясо с салатом из томатов и огурцов с луком и зеленью.

Нас было трое. Я и два моих хороших временных друга. Ведь рано или поздно кто-то из нас умрет, а остальные будут жалкими. Ведь все, что есть на Земле, рано или поздно станет трупом. Книги – это трупы деревьев. Их взращивают, питают, доводят до определенной толщины, иначе цельнодеревянный столик не получится, и мистер и миссис Извратники не смогут заняться на нем сексом после того, как уложат своего ребенка, который станет или успешным человеком, или успешным наркоманом. Потом приходят специальные люди – древесные мясники, проверяют количество «древесного жира» и если его достаточно, то оно срубается. Вот тебе и стол из цельного дерева для мистера и миссис Извратников. Из него же сделают и бумагу – своего рода утонченный фарш из усопших различных видов дерева. Этот фарш сушат и набивают на нем татуировки – вот тебе и книга. А мы нюхаем этот фарш, и запах нам нравится, мы покупаем и ставим их на полку, постоянно трогаем, и нам это тоже нравится. Именно так же поступали с людьми в концентрационных лагерях во время Второй мировой войны. Людей относительно нормально кормили, за ними ухаживали, запрещалось их бить (ведь будут синяки на коже, и это скажется на красоте и качестве материала), чтоб из этих толстяков можно было содрать кожу и сделать, ну, например перчатки, обувь или нагрудник для ребенка (какого-нибудь генерала Шрединберга), чтоб эта маленькая (через пару лет сирота) не измазала свою одежду во время трапезы. Толстый человек на убой из лагеря. Именно на такого жирдяя был похож один из моих друзей. Мы его звали Тим. У него была одна особенность – стоило ему открыть свой рот, как любая его фраза превращалась в шутку. Тим был хорошим другом. Из-за своего избыточного веса он постоянно потел; часть майки, которая прикрывала его большую грудь постоянно была мокрой от выделений. Это никак не мешало ему нас обнимать при встрече. Чтоб как-то улучшить нашу жизнь, мы прилепили ему две женские прокладки на майку в районе титек и проблема с мокрой майкой была частично решена. Второй друг был более сдержанным человеком. Чаще слушал, реже говорил и безумно любил поэзию. Мог каждый день сыпать нас стихами и не прекращал нас удивлять своей фотографической памятью. Похож он был на Джона Леннона в начале своей карьеры. И носил не самые приятные усы – жесткие, а волоски росли с минимальным разбросом друг от друга. Он часто не чувствовал, что у него что-то застревало в том маленьком природном хвойном волосатом лесу – еда, присохшая зубная паста, или же маленький скрученный волосок рыжеватого цвета. Сам он был темноволосым.

Сидели, ждали свой заказ, и тут за барной стойкой появилась она! Девочка, в которой ничего особенного, кроме внешности, не было. На тот момент она показалась мне самым красивым в мире человеком. Ростом она была примерно сто шестьдесят сантиметров, с длинными волосами, точнее искусственно выпрямленными. Мне трудно даже представить, сколько времени ей нужно каждый день, чтоб их высушить после душа, и сколько времени ей нужно каждый день, чтоб их выпрямить. Глаза были темно-голубыми, как небо в первые часы захода солнца, когда только-только появляются первые звезды. Именно про таких женщин говорят, что хотят от них детей, именно про таких женщин говорят, что даже в старости с ней можно будет спариваться и никто не упрекнет тебя в том, что ты геронтофил. Таких сильных ощущений я никогда не испытывал, даже когда мне сказали, что мой бывший временный друг повесился из-за несданного экзамена. Когда наши с девочкой взгляды пересеклись, меня будто шилом пырнули! Я не мог усидеть на одном месте. Забыл про то, что голоден. Правда эта амнезия продлилась всего пару секунд, и здравый смысл восторжествовал. Но, когда я поел – все чувства вернулись! Никто из моей компании ее не знал. А я смельчак даже приблизиться боялся. Но, черт возьми, в постели я бы ее любил. И приходил бы на работу с опозданием и отпрашивался бы с нее тоже каждый день на час или два раньше.