Алан Бомар - Ибо нефиг

Семья их была достаточно состоятельной, и она боялась, что письма где-то, да и всплывут, а такое клеймо не смыть всей воде мира. Но какой же у них был красивый дом: маленькая версия Белого дома президента США. В этом месте я видел свою будущую семью, свою старость и представлял, что есть меня будут после смерти черви иностранные, а не полудохлые отечественные. По крайней мере, она мне все так рассказала.

Через неделю после ее отлета наступила ночь, которую я назвал «Последняя ночь проституции».

Живите одним днем, ибо мы не знаем, что скрывает от нас завтрашний день.

Нет предела двум вещам-

Вселенной и человеческой глупости.

Впрочем, насчет Вселенной я не уверен.

Я помню, я помню все, что происходило в тот день. Помню, с какими мыслями уснул в ночь перед… думал о своей жизни, думал, о том, что будет лет через 10. Собрал целую коллекцию из списка книг, которые надо прочитать. О саморазвитии, риторике, рабулистике, что-то по финансовой грамотности. Думал о своей свадьбе – какой на торжестве будет алкоголь, переспят ли друзья жениха и невесты – всем сердцем надеялся, что эти двое запомнят 24 августа не как день, после которого мне нельзя будет делиться своим семенем с другими, а как день, в который был зачат их ребенок. В ту ночь мне пришла в голову одна идея для бизнеса – пирсинг на языке для девушки, который вибрирует при помощи маленького моторчика. Ну, или не только для девушек. Немного смекалки и наши маленькие принцессы начали бы делать из этого чудо прибора пирсинг в сокрытых для большинства местах.

Была у меня привычка – засыпать, смотря какой-нибудь сериал, или же лекции про космос. Снаружи всегда бывало шумно издержки большого города. Поэтому мне приходилось каждую ночь засовывать в уши наушники, а на утро они обматывали мое горло и слегка душили. Но, страх смерти никогда не был моей фобией продолжал не изменять своей привычке. Помню свои сны: открыл свой бар место, куда можно зайти, взять стакан виски и просто наслаждаться старой музыкой в комнате с приглушенным светом. Красивые девочки, бильярд, бармен, который слушает все истории: как прошел день трудяги, который горбатится на 2 работах; про девушку, чей муж оказался полным кретином и про то, как сильно отец любит и скучает по своей дочери – выпускнице колледжа. Его «маленькая принцесса Минди», которая каждый день изучает, «не поднимая головы», все прелести половой жизни со своим другом, например, Джоном или Стюартом, или Петром или Марком. А может и с Джоном, и со Стюартом, и с Петром, вместе с Марком. Помню, как приводил свои выходные вещи для утреннего похода на работу, как искал чистую сорочку. Помню сонные лица в метро. И как проходило мое рабочее время я тоже хорошо помню. Изредка представлял бешеного типа с автоматом на перевес, который врывается в офис и расстреливает людей, не обращая внимания на пол, расу, язык, религию и ориентацию. Либерал двадцать первого века. У этого представителя движения толерантности, которого мне иногда приходилось представлять, была родинка на правой щеке ближе к уху, там же где и у меня; маленький шрам на подбородке, который появился после падения с велосипеда в 7 лет, как и у меня; плохо стертый табельный номер на автомате, который его сосед -бывший член банды, не успел спилить до конца и который достаточно тесно дружил с этим мелким пакостником. Хмм, Какой офис может стать лучшим местом для планктона, у которого нуднейшая работа? Который пахнет мочой и фекалиями тех, кто спрятался и не смог выдержать психологической нагрузки от приближающейся кончины, и тех, кто просто не успел избавиться от содержимого своего желудка при жизни, но с большим успехом осуществил это после смерти от рук офисшутера, непроизвольно, конечно.

Именно такой запах прошелся по улице города, когда…

Вечером, часов в 9—10 на улице раздался крик, потом еще один, третий, четвертый. Машины начали бешено сигналить и врезаться друг в друга. Массовая истерия охватила мою улицу. Я выбежал на улицу и увидел людей, лежавших на мокром от собственной крови асфальте. Изуродованное лицо мужчины, которое я никогда не забуду. Будто дикий зверь со скальпелем вместо зубов впился ему в голову, лица у него не было, лишь половина черепа выдавливала из себя последние капли крови. Метрах в десяти лежал еще один с оторванной рукой. В тот вечер я узнал про шок – как же долго я искал руку этого бедолаги, будто знал, что с ней потом нужно сделать, три раза пришлось его перевернуть, дабы убедиться в отсутствии оторванной конечности у него под задницей, животом. Поиски обвенчались провалом. Он умер от потери алой жидкости. Десятки трупов, лужи крови, вот что я помню. Звоню в скорую – занято, службу спасения – занято. Кругом паника, суматоха. Женские и мужские крики, храп от захлебывающихся от собственной кровью людей. Выкрикивание имени Всемогущего, который «просто не мог этого допустить!» «почему ты забрал моего ребенка, ему не было и четырех лет».

Какой-нибудь священник лицемер сказал бы им : «Возрадуйтесь, ибо их избрал Господь, дабы посадить их рядом с Его золотым троном. Вы же обрели проклятие, поэтому вы уцелели, Ему вы не нужны! Узрите! Вот вам знак! Покайтесь, примите Господа, ибо только так можно избавиться от посланного проклятия дьявола. Покайтесь, ибо век вам страдать на бренной земле.»

Мой сосед с четвертого этажа выбежал так же на улицу, через пару секунд упал на пол и испустил дух. Еще вчера убеждал его в том, что его жена никогда бы не изменила ему в той командировке, а сейчас он лежит у нашего крыльца: «Ну, Тот, скажи мне, как не ставить ему рога, если муж давно потерял весь свой пыл?» Идеальный труп рогоносца. Я не знал, что сделать? Кому помочь? Чем помочь? Меня охватил ужас. Забежал домой, и последнее, что я помню из того вечера, это как закрыл дверь. Потерял сознание.

Когда я очнулся утром, на улице было тихо, лишь единичные крики были слышны вдали. А город, его просто не было больше. Он был усеян людскими телами. Дома все в дырах, некоторые размером с горошину, некоторые с баскетбольный мяч. Откуда они и от чего – не ясно. Где-то ходит человек, отхаркивая свою кровь. Кто-то просто сидит на дороге, схватившись за голову. Телефонной связи не было, телевизор не работал, я не знал, что произошло, почему, и как я остался в живых, не получив ни одной царапины. Отделался лишь легкой ссадиной от падения. Я опять вышел на улицу. У входа в дом лежат люди с оторванными конечностями. Куски мяса на земле. Видишь тело, нет половины, но где она не ясно. Казалось, что людей разорвали на куски и разобрали по частям, как попавшую в ДТП машину. Там были все, мужчины, дворовые собаки, женщины, дети. Это что-то косило всех без разбора. Кровавая пена растекалась по полу. Меня охватил ступор. Забежал в квартиру, взял ключи от машины. Я ехал и считал. Считал тех, кто может стоять на ногах, тех кто может ходить. Я ехал по тротуару, объезжая трупы, что не всегда получалось. Дороги были заблокированы, тоже с дырами, и тоже заполнены кровавым месивом. В городе-миллионнике осталось не больше ста тысяч человек – таких же везучих, как и я. Процентов семьдесят были ранены, большая часть из которых скончалась от полученных травм. Никто ничего не знал. Все закончилось так же быстро, как и началось.