Николай Лукьянченко - Мамонтов бивень. Книга первая. Сайсары – счастье озеро. Книга вторая. Парад веков

Оступившийся на мраморной лестнице очередного подъёма студентик сконфузился. Но тут же выпрямился, чтобы остаться молодцом в глазах одной из встречных студенточек. Поставив твёрже ногу, он – недоступный, таинственный, всем своим видом говорящий, что, что бы ни случилось с ним на этой бренной земле, он – весь там, в отряде, в сказочно-нереальном мире второй половины двадцатого века – своём ССО «Прометей».

Шедший за ним Батурин, ещё разгорячённый игрой в футбол, со скепсисом рассматривал экзотические картины далёких краёв. Его вьющиеся от природы русые волосы закрутились в энергичную спортивную шевелюру. Это придавало его лицу романтическое выражение неподпадавшей ещё ни под какую гребёнку юности.

Сколько было в университете таких молодцев-студентов в ежеминутной готовности способных ловко и точно пронести свои наполненные силой и удалью тела будь-то на стадионе, в спортзале, или же в коридорах и аудиториях альма-матер! Поколение за поколением красавцев-богатырей прилетало – приходило на Ленинские (ныне снова Воробьёвы) горы, и каждый год птицей – фениксом возрождалась здесь молодость, красота и сила!

Олег Батурин с первого дня поступления в МГУ любовался ими. Да и не только любовался. Во всех своих действиях он старался походить на них. Иногда и был похож. Сегодня особенно. Ему всё удавалось на футболе. Всё в нём дышало и жило только что одержанной победой. В эти волшебные минуты ему хотелось любить всех. Праздник жизни, царящий вокруг, был, как казалось ему, и его праздник, который хотелось понять, открыв тайну происходящего вокруг, и с головой окунуться в его волшебный омут. Понять и принять!

А вокруг…

В возбуждённом потоке студентов, в шуме и говоре, как в шторме, SОSом метался голос очередного певца. Казалось, он пытался связать разделённые тысячами вёрст и веков разноликие и неизвестные друг другу миры. И происходило чудо! Призрачная нить паутинки-песни мужественной, чуточку грустной мелодией тоскующих таёжных просторов поднимала под инкрустированные потолки альма-матер, как под небеса, молодые сердца и уносила в неведомые края сопок и болот, в тайны скитаний и романтических приключений. Певец пел для всех, но каждому в отдельности казалось, что всё это о нём и для него:

Где-то багульник на сопках цветёт,

Кедры вонзаются в небо.

Кажется, будто давно меня ждёт

Край, где ни разу я не был.

Тайна происходящего ещё не стала явью и тогда, когда он прошёл в центральную часть корпуса – зону «А». Всё, что увидел и услышал Олег Батурин, взорвалось в нём десятком вопросов: «Что здесь происходит? Сбор? Или уже отъезд студентов в отряды? Как? Уже? А я?!»

Надо было кого-то спросить, узнать… Но он, скрывая свою изолированность от весёлых, оживлённых, со значением на лице и в позах студентов, как впрочем, и всегда в большинстве случаев, решил разобраться во всём сам.

Он поднялся по лестнице вверх на второй этаж зоны «А».

Пройти мимо знамён Всесоюзного строительного отряда, к которым были приставлены неприступно смотревшие вокруг себя студенты, особого труда не составило, хотя Олег, уже можно было твердо сказать, никакого отношения к ССО не имел.

Даже после разговора командира отряда экономистов, пятикурсника Гайсанова Карима, с врачом университетской поликлиники Марией Александровной Соболевской, ему наотрез было отказано в поездке в Якутию: «Вы смеётесь, молодой человек. А мне совсем не смешно!» – говорила Мария Александровна, благонравно подёргивая губами и умилительно топорщащимися ресницами. Её немолодое, но ещё носившее следы былого очарования лицо выражало приговор бесповоротно и окончательно.

– С вашим сердцем, ревмопоражённым миокардом, хотя вы и говорите декомпенсированным, вам нужны Кавминводы, а не Сибирь или какая-то там Якутия. Прошли времена каторжан, – в её категоричности не звучало ни одной нотки сомнения.

– Да не каторга – ССО, Мария Александровна, а здоровая, мужественная жизнь, – противился ей Карим.

– Помолчите, Гайсик. Мне лучше знать. Да и вас я знаю не первый год. И каждый год вы пытаетесь идти против моих заключений, ища на свою и на мою голову за…, зла…, злоключений. Фу, ты! Не сразу и скажешь. Заморочили вы меня, – выговорив, наконец, нужное слово, засмеялась Мария Александровна.

– Но…

– Нет, нет и ещё раз нет! Поздно! Если бы раньше на месяц, я бы ещё посмотрела его, обследовала б… Да и прививки ему не делали… Какой ещё разговор! – говорила она, откладывая карточку Батурина в сторону.

– Так что, молодой человек, – обращаясь уже к Батурину, – путёвку в санаторий, профилакторий, я подпишу, а о Сибири даже и думать не следует.

– Лучше уж в крематорий, – удручённо бросил Олег, уходя.

– Ничего. Я поговорю с Паромчиком. Поедешь, я сделаю, – ещё пытался обнадёжить Олега Карим.

Но и после разговора с комиссаром районного штаба якутских отрядов Паромовым Вячеславом, студентом четвёртого курса юридического факультета, ничего не изменилось.

– Нет у нас мест! – говорил двадцативосьмилетний большеголовый со слабо развитым, но стройным длинным телом студент. – Юристов десять человек Центральный штаб срезал. Без них уже больше семидесяти человек в твоём «Эфиопе». Это же не отряд, а целая дивизия, товарищ командир.

– Мне не дивизия нужна, а каменщик, – доказывал со свойственной ему выработанной годами активной деятельности настойчивостью Карим Гайсанов. – Он сделает там в десять раз больше, чем твои десять юристов. Аргумент, приведённый экономистом юристу, хотя и командиром комиссару, заставил того резко, что было необычно для Вячеслава Паромова, вздёрнуть давно не стриженую голову и снисходительно скривить полногубый рот в прощающую улыбку. Этой улыбкой он показывал, что принимает заявление командира «Эфиопа» за очередную блажь новоявленных Чапаевых и априори прощает ему мелкие прихоти.

– Мы и так тебе позволили многое. Сколько там с твоей Новокузнецкой родины Насреддинов понаехало? Нет! Не могу. Списки уже отправлены с Артюховым в аэропорт. Он уж, наверное, и билеты купил. Раньше надо было, – он перевёл взгляд с командира на Олега Батурина, и, видимо, вид обречённого и удручённого юноши вызвал в нём какую-то каплю сомнения в непреклонной твёрдости своего «Не могу!»

– Ты зайди ко мне в Б-310, правую, числа 16-го, если хочешь. Но и то, я думаю, зря это будет.

Заходил Батурин 16-го. Ничего это не изменило.

Командир улетел с первой группой квартирьеров в двадцатых числах мая. Мартынов Григорий, студент, с которым познакомился Олег в профилактории и который пригласил его поехать в отряд с ним, улетел со второй. Так что рекомендации Григория Олега Кариму – не сработали.

Связи оборвались…