Егор Коркин - Жемчужина

С того момента жизнь колдуна в тюрьме была размеренной и неторопливой. Благодаря оккультным услугам, оказываемым в колонии, у него было все, что он хотел из одежды и еды.

Он ждал конца своего срока и копил силы для важной миссии.

И вот теперь Сомов стоит на улице, за спиной закрываются большие ворота, покрашенные свежей зеленой краской, и с колючей проволокой сверху. Там, за ними охранники, которые ненавидели его и избегали смотреть ему в глаза.

Он стоял на улице один и держал все, что у него было в этом мире – пакет вещей. Никто не встречал его, никому Сомов не был нужен. Но он знал, что нужен своему господину.

Миссия, которую поручил ему его господин, была непростой, но не сложной для него. Он ждал момент, когда выйдет на свободу, и вот этот час настал. Господин велел убить троих человек: молодого парня, женщину и священника. Для дьявола это было очень важно, а значит и для него.

В тюрьме за десяток с лишним лет он сблизился с некоторыми людьми. Одним из них был заключенный, которого все звали Штырем. Штырь сидел несколько раз и был пожилым человеком. Жизнь его была полностью разрушена. Ни семьи, ни дома, ни детей, только список статей, неспособность жить на свободе, нежелание как-либо работать. У Штыря был дальний родственник Слава по прозвищу Картавый. Называли его так потому, что у него был соответствующий дефект речи. К моменту выхода Сомова из тюрьмы Славе было двадцать семь лет, и он очень гордился тем, что его дядя в заключении. Перед своими друзьями Слава часто упоминал дядю и выдумывал ему и себе участие в каких-нибудь бандитских группировках, разборках, встречах. Он также любил одеваться в фирменную спортивную одежду, которой у него было немного, и которую занашивал до неприличного, совсем не фирменного состояния. За такой подход к одежде друзья за спиной звали его Слава-Адидас. Слава очень гордился, когда его дядя просил встретить кого-нибудь из тюрьмы или передать посылку. Для этого он брал с собой кого-то из друзей, чтобы они видели его значимость и связь с криминальным миром. Однако сегодня Слава ехал один. Штырь дал ему задание подвезти до города совсем другого человека, не Сомова. Однако Адидас проявил невнимательность и дождался первого вышедшего из ворот колонии – Сомова. Штырь не стал бы отправлять опасного колдуна со Славой, и когда узнал, что в этот день вышло два человека, грубо выругался. Сомова по плану Штыря должен был везти другой человек, молчаливый и угрюмый. Это как раз то, что было нужно колдуну.

«Лада» девяносто девятой модели темно-зеленого цвета с пятнами ржавчины на подкрылках, крышке багажника и крышке капота, с тонировкой, уже местами отслаивающейся на задних дверях и заднем стекле, скрипя и громыхая, лихо подлетела и остановилась перед Иваном Сомовым. На зеркале заднего обзора георгиевская ленточка. Водитель, полноватый парень в потертом спортивном костюме, который местами вместо черного цвета стал коричневым. Лицо все в веснушках. На голове короткие вьющиеся огненно-рыжие волосы, в которых виднелись черные солнцезащитные очки. Слава-Адидас убавил звук шансона, мощно бившего из машины в стены колонии и охранника на вышке.

– Ну, что, браток, вот ты и вышел, – сказал водитель, сощурив глаза от улыбки. – Ты от Штыря?

– Я, – сказал Сомов и закинул пакет на заднее сиденье, а сам сел вперед. Он пожалел об этом уже через пять минут.

Парень снова сделал громче шансон и машина понеслась по летней дороге.

– Следующая остановка конечная, – сказал Слава и тихонько засмеялся. Это напомнило Сомову крики осла, только очень-очень далеко.

Это был жаркий день. Наконец после холодных дождей и ветров пришло лето, не по календарю, а по теплу и жарко припекающему все солнышку высоко-высоко в голубом небе.

– Ну, что я хочу тебе сказать, – дергая рычаг переключения скоростей, стараясь перекричать песню, громко сказал Слава, – Сейчас приедешь, помоешься и будешь как новый человек. Отдохнешь немного, осмотришься и за дело.

На этой фразе Слава похлопал Сомова фамильярно пару раз по плечу, так что седая голова Сомова качнулась в такт руке водителя.

– Что за олень? – подумал про себя Иван. – Кого мне Штырь прислал? Он что, не знает, как я людей ненавижу?

– Ты сам как, чего думаешь, братан? – не унимался Картавый.

– Ничего не думаю, – вздохнул Сомов.

– Да, я понимаю, тяжело тебе, но ты скоро привыкнешь. Свобода – это как вино, братан. Чем больше свободы, тем пьянее становишься.

Эту мысль Слава видимо подцепил у кого-то из бывших заключенных.

– Ты сам-то откуда? Браток?

– Из Ярославля.

– А че кислый такой? Солнышко тебя разморило что ли? – тут осел снова «загигикал» вдалеке.

Машина нагрелась под солнцем. С дороги поднималась пыль. Не было даже легонького ветерка, который мог бы принести облегчение. Казалось, машина сейчас расплавится, и не только она, но и мысли в голове Сомова плавились и становились более тяжелыми, неповоротливыми.

– Вода есть у тебя? – спросил Сомов, глядя на раскаленный асфальт с трещинками, который быстро убегал под машину.

– Да, бутылка на заднем сиденьи.

Иван развернулся и достал с заднего сиденья бутылку холодной газированной минералки. Она была уже открыта. Он брезгливо протер горлышко бутылки краем футболки, сделал несколько глотков. Освежающая жидкость смочила пересохшие губы и рот. Машина уже двигалась достаточно быстро, и от скорости воздух бил в лицо и в кабину, приятно все освежая. Сомову стало легче.

– Не волнуйся, я только китайской пневмонией болею, – прокричал Слава через ветер и музыку и разразился очередным приступом смеха.

Мысли Сомова были вдалеке. Он был мрачным и неразговорчивым человеком. Чем больше водитель болтал, чем более навязчивым было его поведение, тем мрачнее становился Иван, и более черными – его мысли. Все его навыки были направлены на то, чтобы разрушать жизни людей, их здоровье, будущее. Парень управлял машиной, в которой ехал Сомов, поэтому с водителем он ничего сделать не мог. Его можно было попросить помолчать или резко осадить. Ни того, ни другого Сомов делать не хотел. Не хотел из гордости просить. Он мало кого просил в этой жизни. Орать тоже не хотелось, так как голова начинала болеть все сильнее и сильнее.

– Тут, браток, дело такое. Сейчас «центровые» поднялись и подмяли снова рынок и администрацию на «Пятерке», – начал свои криминальные байки Слава. Он до сих пор жил в девяностых годах. Тогда он был еще подростком, но ему очень хотелось носить титул бандита и иметь авторитет опасного человека среди друзей. На дворе, тем временем, шел 2010 год.

Из динамиков звучала известная в жанре шансона песня о любви к своей подруге. Мимо пролетали дома, деревья, машины. Снаружи от машины, возможно, были другие люди, более интересные судьбы, и они тоже могли что-то рассказать. Сомов посвятил себя злу, был жестоким человеком, вспыльчивым и импульсивным и никогда не терпел подобных людей рядом с собой.