Виктор Улин - Нет иного света

Возможно, для кого-то все так и есть, но у меня никаких побед в жизни не было, мой « список » есть список моих поражений.

Из своих бесконечных романов я всегда выходил с ощущением, будто по мне проехал танк.

Отряхивался, приводил себя в порядок – и снова лез в окоп.

В тот же самый, или рыл новый – и ждал очередного танка на свою голову.

А те женщины, которые меня не уничтожили, лишь являются исключением, подтверждающим правило.

Но сейчас я пишу только хорошее, что после них осталось в душе.

* * *

И стоит наконец вернуться к моим эпохальным женщинам.

Точнее, совсем не моим, но составившим часть моей жизни.

Имя « Анна » – древнееврейское, имеющее смысл « милость божья » – является одним из самых красивых имен всех времен и народов.

Оно аллитеративно двумя дрожащими « Н » и палиндромично (то есть читается одинаково слева направо и справа налево!) – я не знаю другого женского имени с такими свойствами.

(« Алла » создает совсем иное ощущение.

Хотя воспоминание о некоей Алле Р., приведенное чуть дальше, наполняет мою душу некоторой приятностью.)

К любой Анне я всегда ощущал априорное расположение.

* * *

Анны в моей жизни сыграли чрезвычайно важные роли.

Стоит вспомнить их поименно.

Две из них упомянуты в дневниках из мемуара « Музыка в моей жизни ».

* * *

В детский сад я не ходил, во дворе никогда не играл, в пионерские лагеря не ездил, в нашем классе ни одной Ани не училось, а с другими девочками я не общался.

* * *

Первой Аней моей жизни оказалась Анна Р., дочь маминой уфимской одноклассницы-башкирки, удачно вышедшей замуж во время аспирантуры на факультете востоковедения ЛГУ и ставшей ленинградкой.

Отец ее, русский интеллигент – один из самых приятных моих старших друзей – был одним из первых лиц в « Ленэнерго ».

Сама Анна №1 сияла знойной красотой мулатки и мне ужасно нравилась – равно как и я нравился ее родителям, семейная дружба подкрепляла взаиморасположение. И наверняка я мог соединить с нею свою судьбу, и вся моя никчемная жизнь пошла бы иначе.

Но…

Но Анна была старше меня одним годом, а познакомились мы с нею в 1972, в мои 13 – в возрасте, когда значительным кажется даже 1 месяц. Изначальное неравенство усугубил и тот факт, что знакомство состоялось в аэропорту « Пулково », где со своими мамами отправлялись на родину предков. Я по малолетству летел с детским билетом (кажется, он имел даже иной цвет, чем взрослый), а Анне уже исполнилось 14 и она имела свой паспорт.

Это советское (зеленое и « срочное ») удостоверение личности сразу подняло новую знакомую на недосягаемую для меня высоту.

Разумеется, потом – уже в наши студенческие, мои ленинградские времена – возрастная разница снивелировалась.

Но Анна к тому времени уже пережила бурный и ненужный роман со своим преподавателем, женатым хлюстом вроде Бузыкина из « Осеннего марафона ». Это оставило ее на прежней высоте… Хотя лишь я все еще смотрел на нее снизу вверх, она-то уже относилась ко мне со всей глубиной дружеского расположения.

Мы перезванивались с нею и встречались для прогулок по Ленинграду, я постоянно бывал у них дома, мы ходили – и вдвоем, и втроем с ее младшей сестрой – в Филармонию, и так далее.

Но дальше прогулок и концертов наши отношения не продвинулись ни на шаг.

Потом общение медленно сошло на нет.

С литературной точки зрения Анна Р. дала мне серьезнейший толчок: она повернула меня лицом к Эриху Марии Ремарку. Автору, ставшему формообразующим в моей прозе и оставшемуся одним из любимейших на всю жизнь (рядом с его именем вспоминаются лишь Чехов и Ветемаа.)

Правда, Анна рекомендовала мне « Жизнь взаймы » – слабейший из всех романов великого прозаика. Но той книги не оказалось в библиотеке ЛГУ (иного источника литературы не существовало) – но зато по приезде в Уфу мой старший друг Эрнст Гергардович Нейфельд дал почитать « Черный обелиск ».

(До сих пор помню, как читал я изумительный роман, наслаждаясь каждым словом вновь открытого писателя – и, стремясь продлить удовольствие, то и дело откладывал книгу и принимался за акварель « Синий вечер », ставшую заставкой к стихотворению « Ожидание ».)

За одно это я испытываю к Анне Р. вечную благодарность.

Правда, уже позднейшие времена, на моем 4 курсе, наши отношения неожиданно возобновилось на каком-то обещающем уровне.

Мы опять стали встречаться.

И делали это уже почти всерьез.

Назначали свидания в метро, встречались у эскалаторов, обнимались и даже целовались – посмеиваясь над самим процессом как над некоей пародией на « роман ».

Несколько раз проводили долгие зимние вечера на какой-то лесной даче в Лисьем Носу, где Анна снимала комнатку на чердаке. Сидели, прижавшись друг к другу по причине холода, разговаривали и пили какие-то безумные ликеры из шоколадных бутылочек уже не помню чьего производства…

Моей подруге, как видимо, хотелось новизны. Или, быть может, я к тому времени изменился и стал ей привлекателен.

При каждой встрече она стала выдавать один и тот же постулат:

– Дружба мужчины и женщины должна пройти через постель!

Но я не понимал намеков и мы продолжали просто дружить.

Во время наших прогулок по темным лесам Лисьего Носа милая Анна временами припадала ко мне – я считал, что она просто поскользнулась на снегу.

В конце концов Анна не выдержала и однажды, шагая следом по узкому мосту через полузамерзший ручей, тихо запела у меня за спиной :

– Любви моей ты боялся зря:

Не так я страшно люблю…

Я же решил, что она просто вспомнила хорошую грустную песню. Ведь мы часто напевали что-нибудь подобное и раньше.

Что удерживало меня – двадцатилетнего дурака – от дальнейшего сближения, которое сгущалось в воздухе, как грозовая туча на краю майского горизонта?

Слишком давняя дружба, которая не давала видеть в подруге детства просто женщину?

Нет, тому была другая причина.

В тот момент я был сначала тупо увлечен очередной Ириной (!) П. – красивой, как ведьма (и столь же ядовитой), белокурой полячкой в синем бархатном платье – а потом уперся в следующую Наталью – своею будущую бывшую жену…

И все эти встречи с Анной №1 прошли впустую.

Свой – возможно, лучший из всех! – жизненный шанс я упустил.

(Возможно, закрыл шанс и ей.

Во время наших последних встреч уже в 90-х годах Анна Р. была матерью-одиночкой без всяких надежд на счастливую жизнь.)

* * *

Вторую эпохальную Аню я встретил в 1979.

Сейчас ее акварельный портрет моей работы украшает заставку стихотворения « Прости меня ».