Джессика Фальковски - Лабиринты памяти

– Я хотел узнать, а почему поместье носит название Аттвуд? Ведь как вы сами рассказывали, здесь жила не одна семья до того, как Джеймс Аттвуд с женой завладели им.

– Это не сложно. Всё потому, что именно Аттвуды дольше всех владели им. Остальные покидали поместье скоропостижно и каждый по своим причинам. Надеюсь, вы сможете обрести здесь желанный покой. К слову, всё готово! Теперь у вас снова есть электричество, а у меня оплата за труды. – улыбаясь сказал мужчина, снимая свою кепку и небрежно проводя одной рукой по волосам, а второй похлопывая себя по карману.

– Да, конечно. Благодарю вас! – произнёс я, протягивая ему деньги. – При чём за экскурс по истории прежних владельцев, ничуть не меньше.

– Да не за что, это ведь всего-навсего прошлое. За него не благодарят, оно было и прошло. Думать нужно всегда только о будущем.

– Ну да, а жить настоящим, – подхватил я, с улыбкой.

– Именно! Вы всё понимаете. Кстати, если будут нужны мои услуги- всегда пожалуйста, я человек не суеверный, в разные городские байки особо не верю, поэтому меня таким не испугать.

Я ещё раз поблагодарил Томаса за оказанную помощь, после чего вызвался проводить его до ворот. Всё это время я думал лишь о том, насколько сильно эта история потрясла меня, и о том, как я расскажу об этом Шерил.

*****

Я жалел о том, что мы были лишены возможности оставить Эйприл с бабушкой и дедушкой. Шерил не общалась со своей семьёй с тех самых пор, как приняла решение выйти за меня. Её родители были весьма обеспеченными людьми и вполне могли оказать материальную помощь нашей семье, но предпочитали этого не делать. Самым болезненным для Шерил был вопрос нашей дочери: с момента её появления на свет, они ни разу не выразили своего желания увидеть внучку, и даже не знали дня её рождения. А всё это случилось по одной-единственной причине: в своё время Шерил отвергла их пожелание выдать её замуж за «нужного» по их мнению человека. И если раньше их отношения были отстранёнными и холодными, то теперь и вовсе покрылись коркой льда, разбить который было невозможно. Они прекратили всяческое общение с момента нашей свадьбы (на которую, конечно же не явились), и не делали ни малейших попыток что-то изменить. Много раз я предлагал Шерил переступить через свою гордость и написать или позвонить им первой, на что она всегда твёрдо отказывала. И даже когда речь шла о здоровье Эйприл, предпочитала работать без выходных и сутками, но не просить ничего у своей семьи. Так, я неожиданно для себя самого, получил урок о том, что кровное родство лишь предлог: люди либо чужие друг другу либо нет, и это зависит далеко не от цвета кожи, глаз или группы крови. Именно такое «чуждое родство» и было между моей женой и её родителями.

Для меня вопросы семьи всегда самые сложные. Я был приёмным ребёнком и всегда знал об этом, но роднее и ближе человека чем моя мать у меня никогда не было. Меня усыновили в возрасте пяти лет, после того, как у моей матери умер её родной сын, и, возможно, она почувствовала потребность в заботе о ком-то, на кого могла бы выплеснуть всю ту нерастраченную любовь, копившуюся в ней годами.

Так, покинув стены детского дома, я узнал, что такое материнская ласка, которой я был лишён. Похоже, мы с ней просто дополнили друг друга, сошлись как пазл, наши судьбы столкнулись в нужное время и в нужном месте. Благодаря этой случайности я обрёл лучшую в мире мать.

Её потеря стала для меня настоящей трагедией. Что-то внутри меня треснуло и надломилось, оставив сначала глубокую рану, а после болезненный рубец, волнующий меня и по сей день. С такими вещами не свыкаются и их не отвергают. Это груз, который суждено нести до конца своих дней. Тогда, справиться со всем этим мне помогла Шерил. Она была рядом в трудные минуты моей жизни, словно путеводная звезда, и вместе со мной, рука об руку прошла весь тернистый путь. Этот долг мне никогда не отплатить.

Когда у нас появилась Эйприл, и я сам стал отцом, я заново и совсем иначе оценил свою жизнь. Но самое главное, я понял, какого будущего хочу для своего ребёнка. Больше всего на свете мне хотелось обезопасить мою семью, дать им покой и стабильность, уверенность в завтрашнем дне. Я хочу, чтобы моя дочь, когда вырастет, отзывалась обо мне только хорошо, и знала, что всегда может на меня рассчитывать. Был ли я таким отцом?

Почему-то на ум пришли слова моего покойного деда, которые он сказал мне однажды, в самый запутанный и непонятный для меня период жизни. Только теперь я смог по-настоящему понять их значение и оценить по достоинству глубину и мудрость сказанного. Он тогда говорил мне следующее: «Ты повзрослеешь и одумаешься, Кристиан. Так устроен мир: я был молод и вот, незаметно выросли и расцвели мои дети. И у них есть дети, и у этих детей будут дети, и так до скончания веков. Я тоже в молодости был бунтарём, но вот я на пороге большей половины жизни, и я понимаю своих бедных родителей: своего покойного отца и старушку- мать. Сколько хлопот я им доставил в своё время и скольких седых волос им это стоило. Но былого не вернуть…».

Сейчас, прокручивая всё это в своей голове я думал обо всём и сразу: о Шерил, о нашей дочери, о тех уроках, которые я так и не усвоил, и чувствовал, как внутри меня поднимаются волны страха и стыда. Первое- за будущее, второе- за свою слабость и нерешительность в настоящем. Мне нужно быть сильнее, и что бы там не рассказал мне Томас, это никак не должно повлиять на наши жизни. С прошлым должно быть покончено раз и навсегда. С такими мыслями я отправлялся ночью в постель, даже не подозревая о том, что в один момент прошлое может стать твоим настоящим.

*****

В эту ночь сон снова был отвратительным. Я долго не мог уснуть, ворочаясь в постели, которая, к слову, казалась мне то слишком холодной, то невыносимо душной. Последнее я оправдывал тем, что уже который день было довольно жарко, и такая погода действовала на мои, и без того расшатанные нервы. Шерил как обычно спала крепким, глубоким сном, лишь изредка постанывая и что-то тихо шепча. Видимо не мне одному было тревожно по ночам. Я лежал в темноте комнаты, и всё думал о том, что же будет завтра, когда стена, отделяющая нас от чего-то неизвестного до сего дня, падёт, и мы, наконец, узнаем, что за ней скрывалось. Сказать по правде, после нашего переезда в этот дом, забот и работы сверх ожидания только прибавилось, не смотря на то, что запущенным его назвать тоже было нельзя. Я это к тому, что подобные мысли становились приоритетными не просто так. Чувство, скорее даже осознание того, что причина всего происходящего однажды может возыметь своё влияние и на нас, лишний раз доказывало то, почему я не мог игнорировать свои тревоги. А их было не мало.

С такими мыслями я пролежал ещё где-то около часа. Где-то вдалеке с громким уханьем пролетела сова. Скрипнула на ржавых петлях калитка, ведущая в сад. Протяжно завыла собака. Собака. Я остановился на этой мысли. Происходящее казалось чем-то столь обыкновенным, но всё же. Оно привлекло меня, и уже не в первый раз. Всё дело в том, что в нашей округе не было собак. Совсем. До ближайших соседей приличных пару миль, да и не стала бы собака посреди ночи сбегать из дома в такую глушь. Вывод был неутешительным: учитывая местность, которая окружала поместье, это могли быть вовсе не собаки, а волки, рыскающие здесь в поисках наживы.