Этьен Экзольт - Наслаждение

Все подобные задержки подвергались подробнейшему описанию в подписанном им договоре и, несмотря на то, что сам я считал небольшое и вполне привычное женское опоздание не таким уж и неприятным для себя, мне было приятно использовать эту слабость для своей выгоды.

– Я не устаю благодарить вас, доктор и вспоминаю в каждой молитве. После первого же вашего сеанса она стала намного покладистей, а прогулка и вовсе привела ее в восторг. – он склонился ко мне, бросил быстрый взор на стоявшего в дверном проеме Кабросса и превратил голос в тенистый шепот. – Она даже сделала кое-что особенное для меня и сказала, что это вы уговорили ее.

Улыбка моя допускала такую возможность.

– Следовало раньше обратиться к вам. – он выпрямился, повернулся к своим чертежам, глаза его сощурились и сам он помрачнел. – Мне приходится все больше времени проводить на работе. Флоту нужны новые котлы. Вы слышали о «Короле Гарценде»?

В газетах мне встречались статьи про тот корабль, обещавший стать самым большим из всех, существующих в настоящее время и снабженный невероятным количеством пушек совершенно немыслимого калибра. Кабросс, побывавший в нескольких морских сражениях, скептически усмехнулся, когда я спросил у него, действительно ли такой корабль будет непотопляемым и непобедимым.

– Если наш котел пройдет испытания, то его поставят на Гарценда и это будет невероятный успех. – инженер обошел стол и сел в свое кресло, отличавшееся от моего лишь более высокой спинкой. – Возможно, мы даже сможем тогда переехать в столицу, как того хочет жена.

Внезапно он забеспокоился, руки его сцепили пальцы, он наклонился вперед.

– В этом случае вы ведь сможете порекомендовать нам кого-либо из ваших коллег?

– Несомненно. – представление о том, кому именно я передам столь занятного пациента у меня имелось, хотя и сопровождалось оно неприятной профессиональной ревностью.

Кабросс посторонился, пропуская служанку.

– Госпожа готова принять вас.– она поклонилась, краснея под взглядом моего слуги и мы последовали за ней по коридорам, в некоторых нишах уже принявших установленные на высоких столиках горшки с цветами и одинаковые статуи обнаженных девушек, поднимавших над головами жертвенные чаши.

Войдя в спальню и закрыв за собой дверь, я не обнаружил девушки в постели. Из уборной доносился неясный стук и я, позволив себе краткое недоумение, поставил саквояж на прежнее место, поглядывая на узкую белую дверцу.

Появление свое она сопроводила взлетевшими в воздух розовыми лепестками, вместе с собой принесла она тягостное благоухание сонных цветов. Распущенные, убранные за спину волосы она присыпала блестящей пылью, золотистым лаком удушила ногти, гневными румянами озарила щеки, золотыми тенями окропила веки. Короткая, едва доходившая до середины бедер фиолетовая сорочка ее создана была из ткани, прозрачность отнявшую у крыльев самых страстных стрекоз и двумя линиями обозначала границу груди, растекаясь над сосками целомудренными цветочными бутонами.

– Сегодня я лучше подготовилась? – прилипший к ладони лепесток ей пришлось снимать, подцепляя его ногтями.

– Значительно лучше, моя дорогая. – я видел мало различий между ее одеянием и наготой, но если ей было так приятнее и спокойнее, то соглашался терпеть и это.

Рука моя указала ей на кровать и, к тому моменту, когда я вернулся, вымыв руки, девушка уже лежала, широко раздвинув выпрямленные ноги, подложив под голову обе подушки и взирая на меня так, словно была императором, которому я должен был принести весть о великой победе или последнем поражении.

На сей раз она уже не вздрагивала от моих прикосновений. Как только ладонь моя легла на ее живот, она опустила голову, спрятала руки под верхней из подушек, закрыла глаза и замерла в обрадовавшем меня нетерпеливом предвкушении.

Прикоснувшись к ее губкам, я ощутил на пальцах приятно удивившую меня влагу и позавидовал ее мужу. Несомненно, в столь взволнованное состояние она пришла от близости моих манипуляций и можно было только догадываться, сколь волнительным становился для той женщины вид лишившего ее невинности члена.

Средний и безымянный пальцы мои раздвинули губки, первый из них скользнул в горячее и сочное лоно, не требовавшее никаких приготовлений перед основной процедурой и я, добавив второй палец, немедленно приступил к ней. Некоторые женщины причиняли мне немало мучений, принуждая к использованию всевозможных возбуждающих средств или к продолжительному массажу их грудей и ягодицы, прежде, чем мне удавалось добиться от них достаточных истечений.

Тело девушки не оказывало никакого сопротивления. Расслабившись, лишь слегка согнув ноги, она запрокинула голову и тихо постанывала, кусая при этом нижнюю губу.

Следуя положенному набору движений, проверенному десятью годами моей практики и сотней пациенток, не говоря уже о бесчисленных предшествовавших мне коллегах, я лишь слегка изменил его, заметив, что особенно приятно ей было, когда я широко раздвигал вошедшие в нее на всю длину пальцы. Не прошло и пяти минут, как она задрожала, бедра ее затряслись, живот напрягся, веки сжались с вырывающей ресницы силой и ладонь моя ощутила пульсирующий трепет оргазма. Помня предыдущий опыт с той девушкой, я дождался, пока она успокоится и, чувствуя пальцы свои утопающими в смазке, немедленно продолжил их движения. Вторых содроганий пришлось ждать намного меньше и теперь уже она не смогла сдерживаться. Выгнувшись, она схватилась за груди, сжимая их с испугавшим меня неистовством и хрипло застонала, сгибаясь при этом и дергая бедрами с такой силой, что мне пришлось напрячь руку, удерживая пальцы в ее лоне. Тяжело дыша, она упала, продолжая постанывать, повернула голову, правой щекой прижимаясь к подушкам. Высвободив пальцы, я поднялся, вышел в уборную, подошел к окну и посмотрел на них, облепленных пленкой быстро высыхающей влаги. Пряный, терпкий, гнетущий аромат требовал от меня немедленного убийства некоей живой твари, непременно обязанной иметь череп и кровь. Рука моя задрожала, голова закружилась и стала невыносимо легкой. Не удержавшись, я поднес пальцы к ноздрям. Отпрянув, я успел схватиться за поднимавшуюся над ванной медную трубу душа и только благодаря тому смог не упасть. Ноздри мои болезненно расширились, в носу раздражающе засвербело, а член мой дернулся, несколькими мучительными толчками втянув в себя кровь, возомнив себя прежним, вспомнив о далекой своей силе. Согнувшись, я повалился вперед, ударяясь коленами о зеленые, с золотистыми цветами плитки, хватаясь левой рукой за прохладный край ванны, неспособный вдохнуть и уверенный в неизбежном приступе. Все вокруг меня превратилось в зеленоватую темноту, я почти не чувствовал своего тела и только пульсирующая боль в промежности убеждала меня в наличии собственной плоти. Во время своих путешествий мне довелось однажды провести около года в городе, славном как своей кровожадной холодной рекой, так и каменным зданием университета пятисотлетней давности. Именно в том заведении я и провел немало увлекательных бесед с прославившимся позднее философом, научившим меня практике управления организмом через дыхание, обнаруженной им в одной из древних книг. В последнем отчаянной попытке удержать сознание, я совершил несколько коротких вдохов в положенном ритме, со всеми требуемыми паузами и почувствовал, как боль успокаивается, а разум обретает положенную уверенность в моем существовании. Радость от успеха придала мне сил. Повторяя упражнение, я усложнил ритм, добавил несколько более продолжительных пустот между вдохами и смог выпрямить ноги.