Софина Райз - Шоколад с морской солью. Книга II

– Нет, детка. Эва, любовь моя, я не останусь и говорить нам больше не о чем. Ты сказала более чем достаточно. Ни один настоящий мужчина не сможет остаться с тобой после всего, что услышал. Запомни, я был искренен с тобой, потому что любил. Любил тебя несмотря на твою гордыню, злобу и высокомерие. Я верил, что в глубине твоей души есть солнечный свет, такой же теплый, как у твоей сестры. Я ошибся. Темно там. Словно неоновые лампы трепещут, отражаясь от глянца чёрного мрамора твоего холодного сердца. Наверное, свет таким людям, как ты, вообще не нужен. Хотя мне кажется, что бриллиантам для того, чтобы сиять, тоже нужны лучи солнца. Подумай об этом, Эва. Мои слова – мой прощальный подарок.

Уходя, он подмигнул Эмилии, потрепал по пухлой щеке, чмокнул в макушку и громко захлопнул за собой дверь.

Через месяц Луиса не стало…

С момента последней встречи с Луисом прошла неделя. Пожалуй, это была самая сложная неделя в жизни Эванджелины. Она никак не могла решиться на разговор с директором балетного училища. Упорно и отчаянно девушка оттягивала момент встречи, трусливо надеясь на Луиса. Однако тот сдержал своё обещание и бесследно исчез из её жизни. Эванджелина осталась одна с малышкой Эмилией. Неопределённость ситуации сильно действовала на нервы, и девушка никак не могла решиться сделать последний шаг. Все фотографии и негативы хранились в надёжной банковской ячейке, а копии девушка ежедневно брала в руки; вновь и вновь перелистывала и брезгливо убирала обратно в пакет. Уверенности в том, как именно следует поступить, по-прежнему не было. Душу до краёв переполняли два противоречиво-сильных чувства: страх и негодование. Тридцать два отвратительных интимных снимка словно остановили мгновение до конца света, запечатлев в осязаемой форме грязную порочную связь директора балетного училища с пятью мальчиками. Все дети, судя форменной одежде, были учениками, а самому старшему на вид не исполнилось и двенадцати лет… «Срочно отнести компромат в полицию, а копии в редакцию», – твёрдо решила Эва и добавила: «Флавио должен ответить за всё!». Её обуревало жгучее желание восстановить справедливость – предать фото огласке и посмотреть на резонанс, вызванный этим делом в прессе. Эванджелина прекрасно отдавала себе отчёт в том, что в таких её изящных ухоженных руках находится тот самый детонатор, и одно неосторожное движение способно вмиг обрушить кровлю на голову директора и заодно уничтожить под её обломками репутацию старейшего и самого именитого балетного училища Бразилии. Более века, из года в год, уникальная балетная школа, основанная великими хореографами прошлого, дарила Миру сотни своих талантливых выпускников. Бразильские имена по сей день украшают афиши европейских и американских театров, а само учебное заведение по праву считается гордостью Рио-де-Жанейро. Ко всему прочему училище существует за счёт муниципальных дотаций и на общих основаниях открывает свои двери талантливым детям из небогатых семей. Даёт шанс раскрыть талант и вершит судьбы сотен тех, кто отдал балету свою жизнь, энергию, вручил своё сердце и навсегда связал с ним судьбу. Одна единственная публикация в прессе – и школа изящного искусства, воплощённого в танце, закроет свои двери навсегда. Руки Эвы держат не снимки, но судьбы сотен человек: Преподаватели? Ученики? Что будет с ними? Ежегодно, по окончании последнего семестра самых талантливых выпускников приглашают в самые известные балетные труппы по всему свету. Хореографы высоко ценят бразильских танцоров за редкую красоту, силу, трудолюбие и уникальную экспрессивную эмоциональность… Однако после грязного скандала с педофилией их, вероятно, будут избегать, словно прокаженных, чья плоть в неизлечимых язвах и от которых исходит зловоние. Замараются все… Прервется более чем вековая преемственность традиций русского балета, и величайшая история всей жизни самой Эвы станет постыдным позавчера. Нечем будет больше гордиться. Все молодые годы, полные труда, боли и аскез, вмиг обесценятся… Всё будет напрасно. Эва обречённо взглянула в будущее и тут же себя остановила: «Однако прочь эмоции! Драма и слезы ни к чему. Всё уже свершилось. Лицо на фотографии принадлежит не мне и ответственность моя лишь косвенна! Разумеется, в случае отказа Флавио Гарсии принять Эмилию я с великим удовольствием передам проклятые фотографии в СМИ и полюбуюсь из Парижа на скандал, который за этим последует. Но спешить нельзя. Глупо», – в душе проснулось твёрдое намерение идти до конца, невзирая на непогоду и на тесные новые туфли. «Действовать в отношении Флавио нужно без оглядки, но разумно, словно выслеживая добычу. Соблюдая сперва интересы Эмилии и свои. В случае несогласия директора с условиями мира – быть войне, и это, пожалуй, будет очень даже любопытно…» – подбодрила себя Эва, понимая, что без правильного настроя с такой сложной задачей ей точно не справиться. Откладывать дольше разговор с Флавио было бессмысленно, тем более что до вылета в Париж оставалось чуть более суток.

После полудня Эванджелина с маленькой Эмилией подъехали к зданию балетного училища. Отворив с усилием массивную, пахнущую свежей краской, резную деревянную входную дверь, они лицом к лицу встретились с сумрачной пустотой прохладного мраморного холла. По коже Эвы непроизвольно пробежали мурашки, а мысль сама собой перенеслась в далёкие воспоминания. Их с Камиллой общее, одно на двоих детство. Точнее, бесконечно долгие и унылые 12 лет училища. Годы, которые лучше не вспоминать вовсе. Как ни старайся, ничего хорошего на ум не приходит. Ностальгия ничуть не бередит душу. Одно лишь графитово-серое, будто стертое в спешке ластиком, размазанное чувство тотального взаимного безразличия, – вот и всё, что связывает интернат со всеми его выпускниками. Мрачные стены старинного особняка быстро забывали своих постояльцев и, провожая, быстро захлопывали за ними двери. «Словно и не было в моей жизни всех этих мучительных лет», – подумала Эва, поднимаясь вверх по по знакомым, истёртым временем мраморным ступеням. Спёртый воздух старинного особняка, как и прежде, дурно пах сыростью, наспех помытыми пыльными полами и старыми бархатными занавесками. Широкий лестничный пролёт тускло освещали два литых латунных светильника викторианской эпохи, а круглые жёлтые лампочки, не подходящие по форме и размеру, заставили Эву поморщиться. Судя по неряшливому запустению, царившему в здании, училище под руководством Флавио Гарсии переживало не лучшие свои годы. В этот самый момент Эва искренне посочувствовала маленькой девочке, что крепко сжимала пальчиками левую ладонь её вспотевшей от волнения руки. «Интернат – здесь заканчивается детство и начинается тюремное заключение ни в чём не повинных маленьких душ. Хотя, в случае с Эмилией это вполне логичный и, пожалуй, последний из всех возможных выход из лабиринта. Грамотное решение сложной жизненной ситуации, в которую попали обе. Жаль девочку – она ещё совсем ребёнок, доверчивая, пугливая, беззащитная», – подумала Эва и почувствовала, что пальцы девочки от волнения стали холодными и увлажнились. Затем она посмотрела на Эмилию с высоты своего роста и попыталась представить себе, что она чувствует в этот момент и почему так сильно, испуганно сжимает её ладонь. Сквозь пушистую копну белокурых растрепанных волос мило розовел кончик курносого носа. «Славная всё-таки малявочка, похожа на мать», – выдохнула про себя Эва и, не говоря ни слова, резко потянула девочку за собой вверх по ступеням.