Софина Райз - Шоколад с морской солью. Книга II

«Эва, соберись! Возьми себя в руки и делай всё, что угодно, только не смотри ей в глаза. Ни при каких обстоятельствах… Жаль девочку, но это всего-навсего эмоции… моя запоздалая фрустрация на тему материнства, ответственности и родственных чувств», – решила молодая женщина и прибавила шагу настолько, что племянница еле-еле поспевала за ней.

– Тётя, скажите, зачем мы приехали сюда? Почему так спешим? – пищала испуганная девочка, путаясь в собственных ногах и неуклюже наступая родственнице на пятки. Эмилия с самого раннего утра чувствовала, что Эва вела себя довольно странно: суетилась, нервничала, спешила. Затем одела нарядно, причесала и зачем-то привезла её в это хмурое холодное здание. Напугала, дёргая за руку и не говоря при этом ни слова. «Эва, пожалуйста, давай уйдем отсюда», – начала тихо поскуливать девочка, рассеянно озираясь по сторонам.

– Эмилия, прошу тебя, не начинай!.. Бояться не нужно и плакать тоже. Мы с тобой сейчас в балетном училище, где выросли я и твоя мама. У нас тут что-то вроде династии получается, – мягче обычного ответила тётя и даже попыталась изобразить улыбку. Заплачь девочка прямо сейчас, и хрупкий внутренний баланс в душе будет подорван. Эва не выдержит. Сорвётся. Развернётся и убежит вместе с девочкой прочь от унылого склепа, где заживо, в угоду искусству, покоятся радость, игры и детский смех. Господи, сколько же боли предстоит перенести Эмилии, прежде чем она покинет эти холодные стены! «Эванджелина, ты же сама не раз проклинала своё прошлое! Училище – чистилище и ад одновременно. Спаси бедную девочку, а она спасёт тебя. Подумай тысячу раз, прежде чем оставлять её здесь», – шептал внутренний голос, разрывая сердце на части. Однако ум оставался непреклонным. Чувства обреченно склонив голову подчинились логике. Решение принято. Надо действовать быстро, – оборвала цепочку сомнений Эва и стиснула зубы покрепче. Для предстоящей схватки с директором училища ей требуется такой сильный психологический настрой, будто иммунитет для защиты от тяжёлого гриппа. Нужны смелость прочнее авиационной стали и безусловная несгибаемая уверенность в себе.

– Тётя, а скажи, пожалуйста, что такое династия? – не понимая смысла сказанного, робко спросила девочка.

– Династия, детка, – это когда кто-то из детей в семье, по своей воле или против таковой, идёт по стопам родителей. Например, выбирает ту же самую профессию или продолжает семейное дело, – ответила Эва, а про себя добавила: «Или со всей силы наступает на те же самые грабли…»

– Правда? Значит, когда я вырасту, я стану балериной, как ты и как моя мама? – радостно затараторила вдохновлённая услышанным девочка. Слова тёти воскресили в памяти Эмилии те несколько фотографий, что она видела у себя дома в платяном шкафу среди концертных костюмов и украшений: на первом снимке среди нескольких балерин, похожих на сказочных фей с малюсенькими прозрачными крыльями, в пачках-колокольчиках из тончайшей газовой ткани, чуть в стороне стояла мама. Самая красивая из всех, тонкая, изящная, с диадемой в волосах и в объятьях красивого сказочного принца. Мужчина придерживал маму одной рукой за тонкую талию, одетую в плотный открытый атласный лиф, и нежно смотрел ей в глаза… Эмилия часто фантазировала, будто прекрасный герой на фото и есть её папа. Однажды даже наивно произнесла своё предположение вслух… Камилла пропустила вопрос мимо ушей и предпочла к теме больше не возвращаться, удивляясь, как маленькие дети умеют тонко чувствовать мир и разбираются в людях, мельком взглянув на них. Она загрустила и убрала фотографию подальше в шкаф, на полку, что выше её собственного роста. Больше дочка это фото не видела…

На втором снимке мама застыла в прыжке. Прекрасная лесная нимфа в лёгком прозрачном платье с розовой лентой на запястье и короной из цветов на голове. Словно мотылек, она парила в воздухе, не касаясь пуантами пола… Мама казалась ей волшебной феей из сказочного мира. Воплощённой красотой и грацией. Маленькая Эмилия всегда и во всём мечтала походить на неё. Танцевать, как она… Бессчётное количество раз, без спроса доставала из старой шляпной коробки атласные пуанты и примеряла их, неуклюже пытаясь сделать один единственный шаг. Ничего путного, разумеется, не выходило… И тогда, отложив пуанты в сторону, она начинала украшать волосы, пристраивая на макушку головной убор из страусиных перьев с россыпью мерцающих радужных страз… В своих фантазиях Эмилия танцевала на сцене, а мама гордилась ею, тайком подглядывая из-за кулис.

– Тётя, а что, я вправду стану балериной? Самой настоящей балериной? – девочка застыла на месте как вкопанная, не желая делать ни шагу, пока не услышит ответ.

Эва тоже остановилась и, посмотрев Эмилии в глаза, задумчиво ответила: «Безусловно. Обязательно станешь балериной, как я и твоя мама. Жить и учиться будешь здесь. Одна. В этом самом балетном училище. Думаю, настала твоя очередь продолжить нашу балетную династию. Вечером я улечу в Париж по работе, но когда я вернусь в Бразилию… обязательно навещу тебя. Сегодня нам придётся расстаться, но помни, что это не навсегда. Я вернусь за тобой, когда придёт время», – выпалила Эва, желая побыстрее закончить неудобный для неё разговор. Сама-то она прекрасно знала, что банальную фразу «вернусь, когда придёт время» произносят только те, кто не уверены в том, что вообще собираются это сделать.

До двери кабинета директора оставалось всего пару метров, и девушка механически прибавила шаг. Эва хорошо понимала, что беседа будет сложной, поэтому мечтала побыстрее утрясти все формальности. Самолёт вылетает в Париж рано утром, и времени на сборы осталось катастрофически мало. Надо спешить.

– Дядя Луис правда меня не бросит? Он будет меня здесь навещать? – с надеждой в голосе пропищала Эмилия.

– Конечно, будет. Сказала же, никто тебя не бросает. В интернате никто не живёт с родителями, и это закон. Все балерины через это проходят, очень много трудятся, и это плата за успех. Профессия балерины особенная. Здесь танцевать научат всех, хотя вовсе не обязательно, что получится блестяще… Талант есть не у всех, но с большой вероятностью здесь его отыщут, и у тебя, возможно, тоже, – путано произнесла Эва, с досадой глядя на пухлую косолапую и нескладную девочку. – Запомни одно, милая, Луис и я делаем всё это для твоего блага, – немного резко произнесла тётя, как бы давая понять, что продолжать разговор на эту тему больше не желает. По сути, ей не о чем больше было говорить с Эмилией: все оправдания, ложь, обещания – подлость, а в чистых глазах осиротевшего ребёнка вся эта мнимая «доброта и забота» приобретала бутылочно-зелёный оттенок плесени, что так некстати образовалась на единственном ломтике хлеба для завтрака. Но что ещё оставалось Эванджелине Муньос? Ложь от собственного бессилия и проклятый вездесущий Страх предстоящего разговора с директором. Страх ядовито сочился из стен, свисал с потолка пыльными паутинными лохмотьями и неприятно поскрипывал песчинками под тонкой кожаной подошвой её элегантных туфель. Это был тот самый, истинно животный страх встретиться лицом к лицу с Флавио Гарсией… Эве предстояло угрожать, запугивать, шантажировать того, на кого она даже смотреть боится. Не говоря о том, что разговаривать придётся сквозь туго натянутую на лицо фейковую маску уверенности в себе! «Зря я ввязалась во всё это! Ничего не выйдет», – остановилась у двери Эва, желая больше всего на свете убежать отсюда подальше. Во всём происходящем с ней в этот момент было что-то невероятное, сильное и одновременно пугающее до смерти. Решение головоломки, что глубоко сокрыто за гранью добра и зла. Если Эва решится и войдёт, то произойдет нечто такое, что до капли выпьет её прежнюю. Уничтожит или откроет в сознании врата к Источнику неведомой внутренней силы. «Господи, когда же всё это закончится! Как же мне всё это надоело! Луис, Эмилия, директор, это училище и вообще ВСЁ!.. Как же я хочу исчезнуть. Немедленно. Перенестись сию секунду в Париж подальше от всего этого кошмара! Как же хочется закрыться в номере отеля на трое суток, не меньше, выглядывать из-под одеяла только, чтобы переключить канал телевизора или выпить чего-нибудь очень-очень крепкого», – взмолилась Эва, беспомощно глядя в направлении резной палисандровой двери кабинета.