Софина Райз - Шоколад с морской солью. Книга II

Флавио Гарсия да Силва ожидал их в своём кабинете уже более часа. Мужчина держал во рту незажженную сигару и нервно ёрзал на стуле. Гости задерживались неприлично долго, и воздухе пыльным облаком повисло напряжённое ожидание, которое казалось вполне осязаемым для глаз. Флавио отчаянно хотелось курить, но он пообещал себе сделать это не раньше, чем проклятая гостья войдет в эту самую дверь. Она все не шла и не шла. Приходилось ждать шагов, беспомощно вращая в руке коробок спичек и сдерживая пальцы от такого короткого привычного движения. Сигары всегда помогали Флавио вернуть самообладание. Спасительная пауза, намеренно долгая, помогала сосредоточиться. Ритуал – не спеша, двумя пальцами открыть спичечный коробок, резким движением зажечь спичку и прикурить от неё скрученный в плотный цилиндр кубинский ароматный табак. Кто не курил почти всю свою жизнь, не сможет понять чувства мужчины за пятьдесят, который клятвенно пообещал себе бросить курить и внезапно понял, что эту партию окончательно поиграл. Флавио недавно исполнилось пятьдесят четыре года, хотя выглядел он намного старше своих лет. Однако возраст в его случае придавал его образу определённый шарм. Всегда ухоженный и одетый со вкусом, эстет и сибарит. В любую, даже в самую жаркую погоду, он носил накрахмаленные белые рубашки с запонками, узкие чёрные брюки из тонкой шерсти и приталенный чёрный атласный жилет. Его вытянутое тонкое тело выглядело по-прежнему изящным и подтянутым, хотя заметно ослабло из-за мучившей его последние годы язвенной болезни кишечника. Злой недуг ежедневно истязал мужчину, отравляя каждый, даже самый безобидный приём пищи ощущением, будто его внутренности медленно разрезают на части ржавым старым ножом с зазубринами. Алкоголь был под запретом, но рюмочку- другую дорогого выдержанного ямайского рома после еды он всё же себе позволял, оправдывая это тем, что спокойный сон продлевает жизнь гораздо лучше любого из известных лекарств. Однако с неожиданным появлением снимков даже три порции рома не могли вернуть ему сон, а язвенная болезнь, хитрая змея, ещё навязчивее прошипела о своём присутствии в теле. Угрюмое лицо стало мертвенно бледным, а уголки тонких, бескровных губ вовсе сползли вниз, придавая образу высокомерно-пренебрежительный вид. Сухая кожа, туго натянутая на острые скулы, тонкий крючковатый нос и злые карие глаза, выглядывающие из глубоких впадин глазниц, смотрели всегда резко и агрессивно, делали облик мужчины похожим на хищную птицу: величественного и непроницаемого грифа, сохранявшего спокойствие без единого оттенка эмоций даже в период сильных потрясений. Эва хорошо помнила, когда он, будучи в расцвете своей карьеры, выступал на сцене театра Мунисипаль. Флавио Гарсия да Силва был безусловно талантлив, обожаем публикой и знаменит. Особенно он запомнился в роли Ротбарта из «Лебединого озера» и Джеймса из «Сильфиды». Все роли без исключения ему давались легко, но амплуа злодея как нельзя ярче отражало истинную суть грешной души, закрытой тёмным саваном порока и разврата. Его нутро изнывало от страсти к мужчинам, но обязательства перед родными не давали открыто проявить себя, заявив о своей гомосексуальности, и заставляли нести на себе бремя вынужденного супружества.

Когда Эве исполнилось пятнадцать, Флавио Гарсия только начал преподавать, и это был не его выбор. Нелепая травма колена во время репетиции, когда он оступился, выполняя технически простой прыжок, заставила одного из величайших танцоров страны преждевременно оставить балетную карьеру. Флавио не доиграл свой спектакль до конца и ушёл со сцены без поклона и аплодисментов. Взрастил в сердце лютую обиду на весь мир и ежедневно подкармливал её завистью ко всем, кто всё ещё мог танцевать. Однако Флавио был умён и на должности преподавателя показал себя как бесспорный профессионал высочайшего класса. Среди равных и подобных преподавателей его отличала редкая, сверхъестественная строгость по отношению к себе и к окружающим. Такая требовательность, благодаря которой на небосклоне балета зажигаются робкие неуверенные звезды, отвечая трудом на эмоциональную боль, которую щедро дарит наставник. Талантливый режиссер и грамотный администратор, он начинал преподавать помощником хореографа и всего через пару лет занял свой первый руководящий пост. Суровый и молчаливый, Флавио вселял в людей ужас одним своим присутствием, а проницательные приметливые ученики за сходство наставника с гарпией остроумно прозвали его Гарпия да Силва. Однако произносили это шёпотом, страшась гнева, клюва и острых когтей владельца знатного титула. Воспоминания из детства неминуемо воскресили в душе Эванджелины давно позабытый страх. Им с Камиллой, как единственным в интернате беззащитным сиротам, особенно часто приходилось становиться мишенями его гнева, злобы и раздражения, но никогда так и не пришлось услышать из его уст ни одной заслуженной тяжким трудом похвалы. Войдя в кабинет и столкнувшись с кошмарным демоном своего из прошлого, Эва непроизвольно попятилась назад. Высокая шпилька подогнулась, и девушка почувствовала глухой щелчок, поняла, что больно подвернула щиколотку. «Какого чёрта, отчего я даже сейчас боюсь смотреть в глаза старого извращенца?!» – пронеслось в голове девушки и, с усилием набрав полные лёгкие воздуха, она решила начать разговор первой.

– Сеньор да Силва, здравствуйте, – артистично натягивая обворожительную улыбку на густо напомаженные коралловые губы и делая второй, на этот раз более решительный шаг в направлении директора, уверенно произнесла Эва. Роскошные локоны непроизвольно упали на открытый лоб, и элегантно спрятав прядь за ухо, девушка продолжила:

– Разрешите представить вашу новую талантливую ученицу – Эмилию. Моя племянница и необычайно одарённый ребёнок, – Эва немедля выставила перед собой испуганное дитя, словно стул, с силой обхватила плечи девочки и продолжила декламировать свой заученный до запятых монолог, в котором попыталась изложить суть вопроса в контексте общепринятой деловой этики. Всё шло прекрасно первые несколько минут, возможно, продолжалось бы дальше с тем же лихим напором, если бы директор внезапно грубо её не прервал:

– Эмилия?! Таких учениц у нас нет. Я вообще не понимаю, о чем ты, – безразлично, как бы глядя сквозь неё, процедил директор. – Эванджелина, мне порядком наскучил разговор о талантах и перспективах этой девочки в нашем учебном заведении. Не томи и переходи прямо к делу, у меня мало времени, а вы, ко всему прочему, изволили себе неприлично опоздать, – сухо и агрессивно отчеканил он, сделав отдельный акцент на слове «опоздали».

– Хорошо. Перехожу прямо к делу: нам обоим хорошо известно, зачем я здесь и почему Эмилия будет проходить обучение именно в вашем благородном учебном заведении, – кокетливо прищуривая глаза, съязвила девушка, сделав в свою очередь особый акцент на слове «благородном»… – Также нам с вами хорошо известно, что ваше училище, – на этом слове она сделала ещё один акцент, – возьмёт на себя все расходы на обучение девочки вплоть до выпускных экзаменов, – понизив к концу фразы тон до угрозы, сухо добавила она.