Ирина Васюченко - Последний медведь. Две повести и рассказы
- Название:Последний медведь. Две повести и рассказы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:9785005561824
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Ирина Васюченко - Последний медведь. Две повести и рассказы краткое содержание
Последний медведь. Две повести и рассказы - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Мадам Агнесса, как я вскоре привыкла про себя называть ее, жила вдвоем с ничего, даже собственного имени уже не помнившей матерью, занимая половину маленького дома с яблоневым садиком невдалеке от станции. Квартирка была разделена на две комнаты, первую из которых украшали вышивки, казавшиеся мне великолепными. Гигантские узорчатые бабочки пылились на стенах, прикрывая дыры в обоях. Шелковая жар-птица, раскинув многоцветные крылья, как бы готовилась присесть на электрическую лампочку слабого сортирного накала, в свете которой жилистая шея и впалые щеки Агнессы Максимовны сильно выигрывали по сравнению с ее же дневным обликом. Салфеточки всевозможных размеров и форм лежали везде и отовсюду свисали. От них, как и от хозяйки, попахивало тлением, но, как и она, все эти предметы не теряли своей неукротимой решимости блистать.
Только мама-склеротичка блистать никак не могла. Изредка она высовывала из своего чуланчика, где я не была ни разу, совсем лысую и уже окончательно черепашью головенку. Дочь резким, как щелканье хлыста, окриком тотчас пресекала эти поползновения:
– Назад! Кому сказано?
Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что мадам Агнесса глупа и не добра. Оба эти факта бросались в глаза даже самому неискушенному наблюдателю. Впервые я заподозрила неладное, когда еще в пору своих кружковских занятий провожала Агнессу Максимовну домой. Мимо нас пробежали по переулку две девчонки. Поравнявшись с нами, одна из них пронзительно крикнула другой:
– Ты не русская! У тебя жопа узкая!
Сия изящно зарифмованная дразнилка, наводящая на размышления как о скромных успехах внедрения интернационализма в умы, так и о специфике эстетических понятий народа, была в большом ходу среди местных подростков. Мне не раз случалось слышать ее и в собственный адрес, меланхолически отмечая про себя, что как раз можно бы и поуже. Но в присутствии этой выступающей рядом королевы в изгнании популярное речение прозвучало особенно грубо, меня аж передернуло.
– Ах! – вздохнула Агнесса Максимовна, игривым жестом поправляя непокорный, хоть и жидковатый локон. – Такие выражения в девичьих устах! Нет, мы были совсем, совсем другими. Нежные, стыдливые… Бывало, идешь с кавалером по улице, вдруг – исподнее висит, и значит, кавалер видит, что ты это видишь! Ужас что такое! Вся так и затрепещешь, закраснеешься, ну прямо до слез!
Насилу удержавшись, чтобы не прыснуть, я без прежнего почтения покосилась на точеный профиль собеседницы. Но трудно так сразу разочароваться. А тут еще рукотворные бабочки, и птица, и фотографии на стенах, откуда юная, губительно прекрасная Агнесса глядит непостижимым взором светлых очей, о которых никто не дерзнул бы предположить, что они принадлежат дуре. И каково, сидя за чаем с подушечками, слушать, как эта феерическая старуха вспоминает былые победы, вояжи прежних дней: "Помню, в Ницце…"
Казалось бы, ну и что, если расфуфыренный болван, из всех достоинств которого она, похоже, лучше всего запомнила галстук и жилет, действительно затащил ее в постель не в Конотопе, а в Ницце? Мне-то с какой стати впадать в столбняк при одном упоминании иных географических названий? Моя собственная бабушка тоже, бывало, обмолвится: "Когда мы с Мишей были в Италии..," а я и ухом не веду. Потому что у бабушки все это звучит слишком обычно, будто здесь нет ничего особенного. Если мадам Агнесса произносит: "Мой будуар был отделан..," за этими словами такая душераздирающая повесть величия и падения, что уже совершенно неважно, чем там его отделали. У бабушки тоже был будуар, но если она и упоминала о нем, пафоса было не больше, чем в разговоре о собачьей конуре. Да… Я прозевала бабушку, как чеховская Попрыгунья – Дымова.
И года не прошло, как я знала наизусть все, о чем мадам Агнессе было благоугодно мне поведать. В ее истории осталось, правда, множество белых пятен, но их она, по-видимому, намеревалась оставить таковыми, меня же потчевала повторениями.
– Очаровательный мальчик, правда? – она доставала из ящика секретера фотографию молодого человека лет тридцати с породистым злым лицом кинематографического эсэсовца. – Его убили немцы. Ах! Такой любящий, нежный сын!
Вышитый платочек привычно вспархивает, не касаясь сухих морщинистых век.
– Посмотри, а это мой второй муж. Интересный мужчина, только ревнивец ужасный, да и скуповат… был. Видишь, это мы с ним на отдыхе в Сочи. Заметила, в каком я платье? Кстати, с портным, который мне его шил, была уморительная история…
Историю с портным я слышала в сотый раз, но истории о том, куда подевался второй муж, да, кстати, и первый, она так и не рассказала. И моего единственного осторожного вопроса об этом не пожелала услышать. Глядя на мадам Агнессу, я стала понимать, что было бы с нашей роскошной теткой, если бы дядюшку тогда арестовали. Только тетке пришлось бы еще хуже. Она бы не сумела украсить шелковыми бабочками приют своей бедности.
Это знакомство, так неосторожно мной завязанное, тянулось годами. Временами я пробовала улизнуть, не казала глаз месяца три-четыре, но в конце концов мадам Агнесса, встретив меня на улице и укорив, что забываю друзей, добивалась обещания, что приду, что буду приходить почаще. Она ценила меня, кажется, не больше, чем я ее. Но уж слишком пуста была ее жизнь. Местные кумушки, правда, судачили, что-де "к Агнеске бесстыжей любовник молодой ходит", но потом, узнав этого унылого неприкаянного юнца, я поняла, что и это неправда. Федя был рабочий парень, мечтающий стать или певцом, или художником. Родители не понимали его, да и правильно: трудно было решить, с чем у него обстоит хуже – с живописью или пением. Вот он и повадился к мадам Агнессе изливать свои горести. Потом уже и мне изливал, так что однажды я даже продиктовала ему любовное письмо для какой-то неумолимой Сони. Сраженная моим красноречием, бедная Соня вышла вскорости замуж за этого зануду, так что я, возможно, стала причиной несчастья всей ее жизни.
Короче, это был род болота, где хоть и не захлебнешься – мелко, но выбраться трудно. А хотелось. Не будь Агнесса Максимовна так устрашающе одинока, ноги бы моей не было в ее пестреньком обиталище. Но я же знала, что после исчезновения Феди, кроме тощей сиамской кошки Зизи, ей и словом-то перекинуться не с кем.
– Зизи родила! – мадам Агнесса, которой я не видела уже месяцев пять, была в такой ажитации, что даже забыла поздороваться. – Что делать с котенком? Ты должна, ах, молчи, не возражай, ты непременно должна мне помочь!
Одинокий потомок Зизи сидел в кокетливой корзиночке, украшенной бантиками, и не имел в своем облике, увы, решительно ничего сиамского. Он был буровато-сер и неотчетливо полосат, но, впрочем, прелестен, как любой котенок мира сего. И вдруг я вспомнила, как дядя Жоржик недавно со вздохом, полным трагической покорности судьбе, сказал:
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: