Ний Хааг - Совершенство

Эйдан со стоном прижал снег к пылавшему лицу и вернулся за руль. Не сводя с мертвецов тяжёлого взгляда, он захлопнул дверцу и вездеход медленно двинулся задним ходом. Внезапно раздался выстрел, затем ещё один и ещё. У первого из покинувших пламя мертвецов оторвало кисть, разбрызгав по снегу горящие точки.

– Раньше надо было стрелять, приятель, – прокомментировал угрюмо Эйдан. Сквозь закопчённое стекло, он хмуро разглядывал горящего Реймонда Дадса, у которого в руке только что взорвался раскалённый пистолет.

Милю, не меньше, – именно столько полярник сдавал назад, прежде чем перед машиной остался один единственный силуэт, бредущий следом. За чёрными плечами мёртвого пилота, – а это именно он остался на ногах, – посреди снега темнели несколько сожжённых тел, замерших и неподвижных, дымной цепочкой растянувшись вдоль колеи вездехода.

Какое-то время полярник надеялся, что и обгоревший пилот упадёт и больше не поднимется, но тот упорно брёл следом за машиной. Эйдан пару раз вскидывал карабин, примерялся к дистанции, но со стоном и гримасой боли откладывал выстрел.

Наконец решившись, он ударил по тормозам и, переключив скорость, послал машину вперёд. Смяв пилота сильнейшим ударом, Ридз заставил вездеход крутиться на месте, слыша, как под дном машины хрустят кости. Эйдан сдал назад… Мёртвый Реймонд Дадс поднимался из-под снега, словно за шею мертвеца тащил шлейф пара и чёрного дыма. Опустошённый Эйдан закричал от бессилия и снова бросил тяжёлую машину вперёд. И вновь глухие удары под сидением оповестили полярника о, казалось бы, неминуемой расправе. Ридзу показалось, что его вот-вот стошнит от звука лопающихся костей и он протяжно заорал, лишь бы не слышать глухого треска. В боковое зеркало полярник увидел, как чёрная фигура встаёт из снега и бредёт следом за удалявшейся машиной.

Вездеход остановился. Эйдан ткнулся обожженным лбом в руль, на секунду закрыв глаза. «Я приведу его на базу… он выследит меня!»

– Не ходи за мной! – заорал он себе в колени. – Почему ты не можешь сгореть, как остальные?!

«Да потому что его голова всё ещё в подшлемнике! – вспоминая страшное обожжённое лицо, завопило сознание. – Его мозг уцелел!»

Действуя как во сне, Эйдан переключил передачу и покатился назад. Вездеход на полном ходу подмял под себя мёртвого пилота и резко остановился.

– «Мама сними этот жетон с меня»! – орал во всё горло полярник, лишь бы заглушить звуки мясорубки под днищем вездехода. Ему казалось, что он слышит треск костей даже в работающем двигателе… – «Мне не нужен он больше. Становится темно, слишком темно, чтобы видеть».

Эйдан спрыгнул на снег и взял карабин наизготовку. Его губы продолжали беззвучно двигаться, повторяя слова песни, полные ужаса глаза смотрели на застрявшего под гусеницами мертвеца. Увидев человека вблизи, пилот ощерился, чёрная полопавшаяся кожа на лице разошлась ещё больше. Он стал стучать зубами и пытаться выбраться из-под тяжёлой машины, однако не смог высвободить даже руки. Съеденные огнём веки превратили взгляд мертвеца в гримасу удивления и гротеска – оскаленный безгубый рот и даже «оскаленные» глаза, неотрывно преследовали двигавшегося рядом человека. Эйдан перестал напевать и навис над обезображенной огнём маской смерти. Чувствуя галоп собственного сердца, ужас от близости к необъяснимому и смертельно опасному созданию, полярник вскинул карабин и направил оружие в лицо давно умершего человека.

– П-п-покойся с… с миром! – прошептал Эйдан, стуча зубами. – Д-д-для всех, Р… Реймонд Д-д-дадс, ты умер человеком! К… как ты и х-х-хотел!

***

Терпкий, если не сказать горький, обжигающий чай; трескотня Грудастой Молли в углу, с энтузиазмом пожирающей половицы; остатки консервированных бобов да чёрствый хлеб с тонким слоем арахисового масла – всё это показались Эйдану раем, после двух суток обратного пути. Практически бессонного, раздирающе голодного и пронизывающе холодного пути… После того, как полярник расправился с пилотом (Эйдан не хотел возвращаться к этому моменту в памяти, всячески гнал от себя финальные мгновения расстрела), беглый осмотр вездехода выявил лишь незначительные повреждения в системе охлаждения. Кое-как подлатав потрёпанные патрубки тряпками и полиэтиленом, полярник двинулся в обратный путь то и дело сверяясь с найденным устройством позиционирования. Холод и голод сводили с ума, и чтобы хоть как-то отвлечься, Эйдан стал составлять в уме план для броска на станцию норвежцев. Всю дорогу он вёл с собой диалог, то и дело посматривая на пустое пассажирское место и уже к утру решил, что по приезду «воскресит» агента Купера.

«Лучше, чем прежде, – заверял он себя тогда, слепо глядя в рассвет за окном вездехода. Сжатые пальцы, стискивавшие руль, вдруг разжались и забарабанили по оплётке. – Да-да! Лучше, чем прежде! Если у куртки Корхарта оторвать капюшон и срезать мех, она будет вполне похожа на пиджак! И лицо… Можно же сделать стоп-кадр! Я смогу перерисовать лицо с экрана! Смогу перерисовать твоё лицо! – повторял он, радуясь собственной идее. – Купер, дружище! Я, именно я вытащу тебя из этого чёртового вигвама! Нам предстоит не близкий путь и мне снова может понадобиться твоя помощь!»

Тяжело поднявшись, Эйдан сходил в ванную комнату и вернулся с небольшим с мылом, бритвой и небольшим зеркалом. В тусклом свете электрической лампы в треснувшее стекло вглядывался измождённый неряшливый старик, чьё худое лицо оказалось покрыто ранами и ожогами. Седые клочья и в волосах, и в бороде добавили облику полярника лет двадцать, ещё десятку накинул усталый потухший взгляд. То и дело пересекаясь с отражением взглядом, Эйдан принялся осторожно бриться, вздрагивая от боли при каждом прикосновении лезвия. Внезапно его стал разбирать смех – тонкий мышиный смешок с каждой секундой набиравший силу, с оттяжкой на выдохе, оттого не позволявший сделать и вдоха, – в итоге переросший в истерический хохот. Жгучие слёзы и летящая сквозь зубы слюна; грязные ладони, синхронно нахлопывавшие бёдра и раскачивавшийся вперёд-назад торс. Спустя пару минут смех иссяк, а слёзы ещё долго катились по красному истерзанному огнём лицу – он вернулся, он остался жив!

Все последующие дни ушли на подготовку к решающему броску. Полярник отремонтировал вездеход, насколько смог проверил работоспособность всех узлов машины, и даже, сделал небольшой конспект в дорогу, старательно переписав в тетрадь часть инструкции, найденной на компьютере Ломака. Разметил на карте проложенный навигатором маршрут к базе Каадегарда и заранее убрал упакованные в целлофан листки в кабину. Лишённую антенны крышу вездехода теперь венчали тюки с тёплой одеждой и стопки досок, три пары лыж, ящик с инструментом и ключами. Предчувствуя скорый отъезд, Эйдан не особо заботился об оставшихся запасах горючего максимально загружая печь, так как знал, что обратно уже не вернётся. В жарком, протопленном помещении он ходил голышом, тщательно бреясь почти каждое утро. С недавних пор ему стал нравится свой новый образ: гладко выбритое лицо и абсолютно лысая голова (синюшная на затылке со следами порезов). Эйдану казалось, что в ту ночь по возвращению, когда он сгорбленный и обожженный сидел перед зеркалом, вместе с волосами с опухшего красного лица он счищал весь тот мрак, всю ту копоть и вонь горящих тел; весь тот обморочный ступор пребывания в одиночестве на Коргпоинт. Эйдан помнил, как в тот момент ему чудилось, что измождённый старик в зеркале – это вовсе не он! Это незнакомый ему человек, с которым случилось нечто страшное, изуродовавшее его лицо, изуродовавшее его взгляд, искалечившее всё его человеческое существо! Что если прогнать незнакомца, – вместе с ним уйдёт и то страшное, что сделало человека таким… Под бритвенным станком Эйдана сначала обнажились впалые щёки, покусанные огнём, затем ожесточённо сжатые губы и бледный подбородок, – ну, а после, под лезвие попали и отросшие неряшливые пряди волос, которые, как ему тогда показалось, слишком сильно воняли пожарищем и горевшей мертвечиной…