Ний Хааг - Совершенство

Сны. Они были тёмными и тяжёлыми. Накатывали подобно волнам из чёрного мрамора с прожилками из пены, больше похожей на паутину. Эйдан частенько видел такие волны из капитанской рубки «Совершенства», – и они, порой, представлялись ему надгробиями, которые океан воздвигает над сгинувшими судами. Каждый раз предшествуя такой волне, – воздвигнутый безымянный курган, – океан разевал пасть у его подножия, давая кораблю опуститься в пучину, а затем смыкался с небом, проглатывая обречённое судно. Каждый раз Эйдан вскрикивал и просыпался с чувством, что его проглотила чья-то пасть, в которой паук сплёл паутину. Полярник хватался за карабин и наставлял оружие на дверь, сидел привалившись к тёплой стене, слушал гул огня в железной утробе печи пока не проваливался в сон. Воспоминания или сон? Окрики по ночам, топкие болотистые размышления в темноте, путанные разговоры с самим собой наяву; воспоминания всё больше и больше походили на конфабуляции – они с пугающей частотой стали посещать одинокого человека на станции. Эйдан почти перестал спать, всё чаще впадая в короткие обмороки.

Более не в силах бороться с коварной бессонницей, противостоять продолжительной гипотимии, с приближением очередной ночи, Эйдан вернулся в дом громыхая цепями, волоча за собой с дюжину капканов. Заблокировав ловушками входы в своё убежище, рассовав по тёмным углам и коридорам зубастые механизмы, полярник впервые за несколько дней проспал до самого обеда без видений. Больше не было обгоревших тел, застывших за окнами станции чёрными уродливыми столбами, которые только и ждали, пока «этот сумасшедший» выйдет за порог… «Да-да – он рано или поздно выйдет! Обязательно выйдет! Он не сможет долго находиться в одной комнате с… лицом Ломака». (Вернее, только с его левой уцелевшей частью, лежащей на столе подобно сброшенной маске). Последний образ особенно пугал полярника и частенько именно он заставлял просыпаться: половина лица, пристальный взгляд единственного глаза, часть носа и перекошенный рот, который что-то кричит, кричит, кричит…

Удивительно, но чем ближе становился намеченный день отъезда, тем неохотнее полярник думал о предстоящей сборке нового «Купера». Он всячески выдумывал для себя отсрочку, хватался за любой предлог, лишь бы не касаться этой темы. В глубине души он знал причину такого бездействия – тот «Купер» погиб! – и вместе с ним погибло всё его ФБРовское недоверие, всё его подозрение относительно существования мертвецов, а так же относительно сумасшествия Эйдана. Теперь, Эйдан Ридз знал точно – он не сумасшедший, произошло нечто намного ужасней – мёртвые ожили! Своей жертвой, прежний «Купер» расписался в этом знании, поставил в спорах точку. Новый же, не заслуживает тех откровений и эмоций, которые связывали «друзей» когда-то. Посматривая же на манекен шерифа, – так и оставшегося сидеть за столом ещё до отъезда, – Эйдан мог бы поклясться, что его намалёванные глаза смотрят с укором, преследуют человека, куда бы он не двинулся. С «Трумэном» диалога не получалось – Эйдан пробовал. Быть может из-за того, что шериф его призирал, а быть может из-за того, что из поездки вернулся совсем другой человек, да ещё и один! Была, правда, ещё одна причина… однако полярник не хотел признаваться в ней даже самому себе: все его диалоги в голове, теперь адресовались человеку, которого Эйдан никогда не видел, но слышал, пускай хоть и несколько секунд… За то мгновение, которое длился сеанс связи, тревожный женский голос обрёл манящий образ живого человека, который находился далее чем за триста миль. Такого же живого, как и сам Эйдан! Думала ли она о нём после того, как услышала его голос? Услышала ли она его? В отпущенном на свободу воображении, полярник рисовал себе встречу на норвежской стороне, представлял себе удивление и радость в глазах незнакомки. Непроизвольно Эйдан начинал краснеть и чувствовал возбуждение. Он продолжал думать об этом голосе, о том, что им обладает молодая женщина с тёплыми мягкими руками и трепещущими ресницами, горячим дыханием, слабо пахнущим губной помадой… Одиночество сводило с ума.

По утрам, Эйдан подолгу оставался в ложе из нескольких подушек и одеял, сваленных у печи, слушал, как за окном ветер тихонько напевает грустную песню. Парень невольно размышлял о том, что сказал Реймонд Дадс перед смертью, представлял – какого это остаться раненным без помощи, да ещё и в окружении мертвецов. Память несла воображение по мрачным волнам прощальных слов пилота; в мыслях возникали образы погрузки заражённых моряков на борт самолёта, затем следовала сцена разыгравшейся трагедии в небе, стрельба, падение… Каждое утро Эйдан открывал глаза, и при свете тусклой лампы (по возвращению, он не мог себя заставить спать в темноте), разглядывал сквозь узкие щели печи танцующий огонь, задавал себе множество вопросов и пытался на них ответить.

– Это эпидемия? – спрашивал он себя вслух.

– Возможно… – отвечал Эйдан задумчиво, мысленно формируя уже следующий вопрос. Тон его голоса неуловимо менялся, и со страны могло показаться, что вслух рассуждали два человека.

– Неудачный эксперимент, как считал Дадс?

– Судя по тому, что он рассказал о своём последнем рейсе, «Тохинор» перевозил инфицированных, а это свидетельствует, что правительство в курсе происходящего.

– Да, но откуда тогда мёртвый моряк с пропавшего судна «Креспаль Меддинна»? – вновь этот яркий луч прожектора в памяти и неподвижная фигура мертвеца в нём.

– Вполне вероятно, что два судна между собой связаны, несмотря на разницу во времени.

– Район оцеплен и находится под карантином?

– Скорее, в район невозможно попасть.

– Поэтому помощи нет? – в голосе звучит надежда, хотя и фальшивая.

– Пожалуй…

– Или все мертвы по ту сторону периметра и некому спасать?

– Я бы не хотел так думать.

– Или они считают, что некого спасать внутри периметра?

– Они бы не бросили здесь людей! – снова фальшь… Простительно, ведь никто другой её не услышит.

– Эвакуация с норвежской станции?

– Да, я думаю они нашли выход!

День клонился к вечеру, быстро кутаясь в тёмную мантию, расшитую серебром звёзд. Эйдан как раз закончил сборы оставшихся на станции консервов и сухарей, отнеся тощую сумку в стоявший на площадке вездеход. Вернувшись в дом, он запер дверь на тяжёлый засов и стал неторопливо раздеваться. Блуждавший по стенам комнаты взгляд упал на ожидавшие у двери карабины (все три), смотанные полиэтиленом пачки с патронами, несколько наиболее длинных ножей… «Забрать всё!» – дало установку чувство жадности пару дней назад.

…И Эйдан забирал «всё»! Он чувствовал себя одиноким космонавтом, покидавшим погибающую космическую станцию. Топливо, кислородные баллоны, скафандр – всё стащить на спускаемый модуль, задраить люки, пристегнуть ремни и отправиться в путь! Без единого шанса вернуться обратно!