Сергей Кучерявый - Сезон Дождей. Роман

Достоевского: Явился топор в эфире и вертится вокруг планеты бездумно как спутник искусственный. Совершенно не понимая что, куда и зачем? Так же и мы, ходим по своим орбитам, по сути, бесполезно. Ну, наконец. Вот она, старая дача Степаныча. Похоже она заброшенная. Забор покосился весь, бурьяном поросло. Ладно, проверю домик. Если и здесь нет никого, тогда уж не знаю. Но что-то мне подсказывает, что он здесь.

– Степаныч, Степаныч!

Крикнул я, с опаской входя в строение.

– Степаныч!

– Чего ты орешь? Тише, тише.

Сказал откуда-то голос. Самого не видно, а голос доносится сверху. Последовал шорох, движение. Вскоре, как оказалось, с чердака, слез Степаныч.

– Ты один? Никто не следил за тобой? Ты точно один?

– Да вроде один. Степаныч, так ты что, Карлсон что ли, который живет на крыше? А я подозревал.

Не обращая внимания на мой треп. Весь всклокоченный, изъеден нервами, осунулся и даже много похудев, он смотрел на меня глазами отчаяния и тоски. Сознавая, что у него действительно никого нет на всем свете.

– Друг ты мой, я знал, что ты истинный, настоящий человечище. Слушай, я неделю уже здесь, как Маугли. Нельзя мне появляться. Короче, я круто проигрался, ведь не хотел же с ними играть. Чутье подсказывало, что засада, причем полная

и подлая. После того, как проиграл крупно, потом, как с горы селем помчался. Подставные игроки нарисовались, старые деяния какие-то вспомнили. Абсурд, как в дешевом сериале.

– Ну, теперь понятно, почему станцию забрали и машины твоей не видно. И чего теперь? Как дальше?

– Да, все псу под хвост, там и квартира тоже. Ну, да и ладно, жив главное. А дальше прорвемся. Как я рад, что ты меня нашел. Ты настоящий друг. Теперь о главном. Смотри, вот документы, возьми их себе. Сохрани их что бы не случилось.

– А чего за документы? Так тут все на немецком?

– Не вникай, даже если переведешь, все равно ничего не поймешь. Сохрани их. Я потом тебя найду. Возможно, не скоро, но все же. Кстати, к тебе они, возможно, придут, в поисках меня. Это опасные люди. Так что сделай вид наивного романтика. А лучше поезжай в столицу. Чего тут тебя держит? А там и возможностей больше и мне тебя там проще будет найти.

Добравшись на закате до квартиры, я уже без колебаний был готов к следующему шагу по лестнице жизни. Может эта ступенька приведет к вершине эшафота, а возможно и пьедестала.

В деревне Бог живет не по углам,

как думают насмешники, а всюду.

Он освящает кровлю и посуду

и честно двери делит пополам.

В деревне Он – в избытке. В чугуне

Он варит по субботам чечевицу,

приплясывает сонно на огне,

подмигивает мне, как очевидцу.

Он изгороди ставит. Выдает

девицу за лесничего. И в шутку

устраивает вечный недолет

объездчику, стреляющему в утку.

Возможность же все это наблюдать,

к осеннему прислушиваясь свисту,

единственная, в общем, благодать,

доступная в деревне атеисту.

(Иосиф Бродский)

Социум городов и так же отдельные его индивидуумы, имеют обширный гардероб. Состоящий из множества наносных эмоций, важных предрассудков, украшенных шаблонами и ярлыками. Вот спросить где угодно, кто хочет добровольно лишиться зрения? Естественно, ответ будет категорически отрицательным. Хотя зрение это не только физический аспект человека. И большинство, сами того не подозревая, вовлечены в чествование праздника всеобщей слепоты. Захватывая все новые и новые умы. Другой же настрой в общине той, что грубее, может глупее. Они ближе к земле. Эти люди, в каком-то смысле, чище. Нет, они не лучше. Лучше – хуже, хорошо – плохо, абсурдная нелепица. Подгонка под свое личное эго. А ведь никто не сказал, что именно это эго является мечем Фемиды. А тем временем, другому индивиду то мнение, якобы правильное, поперек горла. Отсюда и абсурд. Они, люди земли, мало подверглись деформации личности. Вполне объективное и разумное тому объяснение, ведь им просто некогда. В прочем, это относится ко всем людям своего ремесла. Кто увлеченно любит дело, обретает иммунитет от опасных симптомов рутины. Однако большим дегтем, куда же без него, является синий змей. Он рисует свои реальности и меняет правила, расставляя приоритеты.

– Васька! Вася. Ну, где ты там?

– Да иду я, иду. Дядя Тима, ну, сколько тебя просить, не называй меня Васькой. Я Василиса.

– Ооо, епт. Васька ты и есть Васька. Давай работать. Промыла жереха? Клади его вон, в чан с солью. Погоди, влажный сильно. Промокни его бумагой. Когда влаги много, соли много возьмет. Все, дня два и можно его в коптильню. Запоминаешь?

– Запоминаю. Только нахрена мне это надо? Все равно в жизни не пригодится.

– Откуда ты знаешь? Сопля ты зеленая.

– Знаю! Я все равно уеду в город, в столицу даже. И никогда не буду жить в поселке.

– Ага, в Париже. Не зарекайся. Я тоже в старших классах мечтал стать моряком. Ходить на судне по морям, океанам, а вышло так, что пошел не в море, а на комбинат.

– Все равно уеду.

Буркнула дерзкая девица, с проблесками еще детских черт, и подростковой агрессией. Юная, еще не сформировавшаяся женственность и красота, стремительно проступали в хрупком теле.

– Жаркое на плите. Сам положишь? Я к Вероничке пошла. Когда приду? Не знаю, может у Вероники и останусь. И дядя Тима, умоляю тебя, ну не напивайся ты. Ведь можно же немного выпить? Чуть-чуть, для аппетита.

– А ты сейчас вообще никуда не пойдешь!

– Все, молчу, молчу.

– Иди. Много ты понимаешь, сопля мелкая.

Пройдя задними дворами, тропинкой заросшей лопухами, вдоль небольшого обрыва к мелкой речке, Василиса вошла в дощатую дверь. В сарайке дожидалась подруга Вероника Шумова. Чуть менее красива, на данный момент пубертата, но более амбициозна. Если Василиса имела светло-русый волос, с вьющимся пушком по краю лба, то Вероника имела почти черный оттенок.

– Я заждалась уже. Ты где пропала?

– Привет. Да дядька, со своими учениями. Надоел уже. Рыбой теперь воняю.

– Привезла? Давай доставай скорее.

– Че, какие планы у нас на вечер?

– Оо, класс! Наконец-то сигареты тоненькие, нормальные, дамские. А то у нас таких не продают. Да и спалят же сразу. Все ж как на ладони. Сплетни быстрее ветра.

– Наслаждайся, пока я к маменьке езжу в город. Перебраться бы. А там, через годик-другой и на Москву можно планы строить. А пока с тобой тут, в хлеву стоим и кайфуем.

– Ну, че ты дура такая. А планы сегодня клевые. Тусоваться, пойдем сейчас. Папик мой храпит уже, пьяный опять. Так что смело можно гулять. А мама на работе?

– Ага.

– А куда тусоваться то?

– К Харе пойдем.

– Куда?

– А, ну да. Ну, в сад короче, там сторожка с беседкой. В общем, вся молодежь там собирается. С Колясиком моим познакомишься, может и себе там кого присмотришь.