Нил Овадда - Пляжный батальон, невыдуманные истории и ненаучная фантастика

Через несколько минут комбат послал ординарца вызвать командира третьей роты. А Володю снова послал за командиром второй роты. Примерно через полчаса под тентом снова собрались все, кто был там в страшный момент атаки штурмовиков. Командиры доложили ситуацию в ротах. Положение было ужасным. Наибольшие потери были во второй роте – сорок убитых и столько же раненых. Из них более десятка – тяжело. По словам Симченко, Гуреев в отчаянии. Он говорит, что у него нет такого количества лекарств и перевязочных материалов. Про нескольких тяжело раненых он сказал, что их состояние безнадежное. Когда Симченко уходил из своей роты, фельдшер отправился в третью роту, оставив в роте Симченко одну из санитарок.

Командир третьей роты, старший лейтенант Полак, сообщил, что у него убитых десять, но раненых тоже около сорока. Оценить степень тяжести он не мог, а Гуреев к тому моменту до его роты еще не дошел.

Под тентом снова повисла напряженная тишина. Каждый осмысливал масштабы трагедии. Не произведя ни одного выстрела, батальон потерял уже пятьдесят бойцов. И, судя по всему, потери увеличатся. Все ждали, что скажет командир. Но он молчал. Очевидно, груз ответственности, который свалился на плечи этого, еще достаточно молодого, офицера, был слишком велик. Молчание продолжалось и, казалось, давило на всех. И на тех, кто сидел за командирским столом, и на тех, кто тут же под тентом сидел в стороне за соседним столом.

Нарушил это мучительное молчание замполит

– Надо в каждой роте организовать похороны. В такую жару телам нельзя долго лежать.

– Да, организуйте похоронные команды и приступайте – скомандовал комбат – В семнадцать ноль—ноль быть здесь.

Симченко и Полак встали. Круглов тоже поднялся

– А вы, товарищ капитан, останьтесь.

Круглов тоже сел. Все трое закурили.

– Что будем делать, комбат? —Во второй раз за долгий и страшный день раздался этот вопрос.

– Приказа на отход у меня нет. Будем держать оборону здесь.

– Но оборону от кого? Немцы валят на восток и нас не видят в упор – это Круглов.

– Тогда надо их заставить обратить на нас внимание. Ударить самим – это замполит.

– Вести весь батальон на самоубийство? Мы подготовлены оборонять линию границы. У нас нет ни соответствующих огневых средств, ни выгодных позиций для атаки. Такая атака будет гибелью для всех.

– Это война, товарищ капитан. И все военнослужащие должны быть готовы умереть за родину. И вы, как офицер и командир роты, должны это понимать – тон замполита стал подчеркнуто официальным. Вновь проявились напряженные отношения между этими двумя людьми.

– Я это понимаю, товарищ майор. Надеюсь, не хуже вас – Снова было видно, что капитан сдерживается с трудом – Но я хотел бы, чтобы я и моя рота, прежде чем погибнуть, нанесли врагу как можно больший урон. И сохраняли как можно дольше возможность защищать родину. Здесь наш наскок будет для немцев лишь комариным укусом. И всему батальону будет стоит жизни. А мы, скорее всего, очень нужны там, где сейчас идет бой, где наши держат оборону.

Замполит хотел что-то ответить. Но комбат не дал ему ничего сказать.

– У меня нет приказа об отходе. Я буду ждать приказа сутки. До завтрашнего утра.

– Товарищ комбат, но приказа, скорее всего не будет. Мы не знаем, что случилось со штабом полка. Не знаем, где сейчас линия фронта.

– Как минимум сутки я обязан ждать и буду ждать. Все свободны. Быть здесь в семнадцать ноль-ноль.

Круглов ушел. Было без четверти два.

Как прошли три следующих часа, Володя помнил плохо. Он, по его словам, был в каком-то полузабытье. После жуткого многочасового потрясения на всех, видимо, навалилась апатия и сонливость. Сказывались и стресс, и жара, и то, что вскочили в четыре утра.

В пять вечера почти одновременно появились командиры рот. Но Володя заметил, что Круглов появился не со стороны своей роты, а из леса. Симченко и Полак доложили о потерях. Во второй роте умерло еще пять бойцов, в третьей семь. Таким образом, общие потери батальона, включая двоих телефонистов, достигли шестидесяти четырех человек.

Снова все ждали, что скажет комбат. На этот раз его тон был более уверенным. Видимо за прошедшие три часа он принял решение и продумал, что будет говорить.

– Батальон окружен. Я согласен с капитаном Кругловым, что вступать в бой здесь нам нельзя. Нет соответствующих огневых средств и невыгодная позиция для атаки. Но и приказа об отходе у меня нет. Батальон остается на своей позиции. Первой и третьей ротам загнуть фланги у обеих дорог. Выставить боевое охранение. Огневых контактов с противником избегать. Завтра в девять ноль-ноль быть у меня.

Володя сказал, что он хорошо помнит тот вечер и особенно ту ночь. Сказать, что все были подавлены, значит не сказать ничего. Каждый призванный в армию человек в мыслях готовит себя к тому, что он может оказаться в бою, быть ранен и даже убит. Но всегда кажется, что если это случится, то будет именно в бою. Что и он успеет сделать сколько-то выстрелов и даже убить несколько врагов. А потерять вот так десятую часть батальона, не видя врагов и не сделав ни единого выстрела… Володя сказал, что в этом было что-то мучительно болезненное и оно вгрызалось в сознание как непереносимая зубная боль. Вероятно, все чувствовали примерно одно и то же, поэтому под тентом снова повисла на много часов гнетущая тишина.

Наступила ночь. Но никто не ложился. Большинство непрерывно курили. Комбат ушел из-под тента и сидел у кромки леса на поваленной сосне, глядя вниз на позицию второй роты. С запада быстро надвигалась гроза. Все встали и тоже подошли к кромке леса. Над болотистой равниной туча была хорошо видна. Сверкали молнии, гремел гром. Как и полагается, жаркий день заканчивался сильной грозой. Когда хлынул дождь, все вернулись под тент. Внезапно комбат обратился к ординарцу.

– Принеси всем водки.

Выпили молча, без тостов, закусывая остатками сухого пайка. Разрушить тянущееся уже много часов молчание не смогла даже водка. Гроза перешла в сильный затяжной дождь. Он длился несколько часов. Уже начинало светать, когда Володя, отойдя в лес перед тем, как лечь спать, увидел, что лесную дорогу сильно развезло.

Утро было не похоже на предыдущие дни. Над болотистой равниной висели тяжелые облака. Моросил дождь. В девять все снова собрались за столом комбата. Кроме командиров рот пришел и командир артвзвода лейтенант Шумейко. Симченко и Полак сообщили, что за ночь умерло еще пять человек. Про приказ из штаба полка никто не спрашивал. Всем было ясно, что его нет.

Неожиданно первым заговорил капитан Круглов.

– Товарищ комбат, людям есть нечего. Сухой паек кончился, а горячего… – он не закончил.