Mary Solitaire - Проклятый идеал

Я проспал около пяти-шести часов глубокого сна и проснулся, на свое удивление, раньше обычного. Рассредоточенные сонные глаза двигались сами по себе, рефлекторно окидывая апартаменты, открывающиеся взору. Высокие потолки, незнакомые атрибуты, фреска, висящая на противоположной стене, показались далекими от тех, что я привык видеть каждый день. Непривычная обстановка заставила протрезветь. Наплыли события вчерашнего вечера, и в сознании фрагментарно прояснилось мое местонахождение. Каких усилий, хотя, вернее будет сказать, насилий над собственным духом требовалось мне, чтобы оторваться от райского ложа в лице кроватной койки. Именно таким воспринимал его мой затуманенный, истосковавшийся по простому человеческому отдыху разум. Покачиваясь от головокружения, без которого сложно представить мое пробуждение, я кое-как собрался с мыслями, вещами и поспешил отправиться на поиски Дэвона. Все эти спонтанные встречи, конечно, недурственно, однако меня также не покидала мысль, что задерживаться в городе более я не могу. В голове прокручивалось напоминание о том, как я оказался здесь.

Мое пребывание в этом совсем маленьком городе делалось беспричинным. Я примчался на быстром поезде до ближайшей станции, преследуя непонятные мне цели, исходящие из каких-то подсознательных соображений, за которыми, на свою беду, я не мог уследить. Почему-то единственное решение, которое я принял за считаные минуты, – это покинуть город, до конца не понимая почему. Я бежал сломя голову в спешке приобрести билет на последний рейс. Во всяком случае, я был уверен в том, что меня ожидает, оно явно не перевесит нетерпимость, в голове усиливающаяся при нахождении в том месте, от которого я бегу всякий раз любыми возможными путями. В то же время поездка на поезде дарила чувство облегчение, пускай и какого-то мнительного и ненастоящего, но хотя бы намек на это придавали новые незнакомые пейзажи, открывающиеся из окон купе. Далеко не в первый раз мне приходится поддаваться инстинктивным порывам самовыживания или чего-нибудь еще из-за того, что мне кажется, что я не там, где мне следует находиться, а в совершенно ином времени и ином месте. Что уж говорить про людей, на этот аспект собственной жизни я давно перестал питать какие-либо мнительные, положительные надежды. Хотя в конечном счете бегство от людей, мест и обстоятельств – святое трио, в заключении которого я продолжаю находиться – лишь сильнее укрепляет веру в осязаемость всех перечисляемых неприятностей. Угол моего зрения не переменится на все триста шестьдесят градусов, ровно как и элементы картины, формировавшие мое мировоззрение годами, не переменятся за мгновенье. Так далеко от самого себя еще не удавалось скрыться ни одному живому человеку. В конце концов, когда садится солнце и моя плоть возвращается под кровлю, в четырех стенах меня встречает не кто иной, как я настоящий. Все же от собственной истинной человеческой сути явно не удастся избавиться до истечения последних минут жизни. Следовало ли ради этого бежать так усердно?

Незаурядный монолог с утра пораньше – не самое беззаботное начало дня. Не было смысла задерживаться. Быстрые взгляды по холлу в надежде обнаружить светловолосую макушку на горизонте не увенчались успехом. Особняк с утра не подавал никаких признаков жизни. Я предположил, что все покоятся в сладком сне, и устремился следом вниз по лестнице, направляясь к главному входу. Меня остановил усиливающийся по мере приближения грохот с верхнего этажа.

– Постой, Ливеон!

Побег прервался в одночасье. Забавная картина предстала передо мной, когда от запыхавшегося сонного юноши в дезабилье, со взъерошенными волосами проследовала просьба, существенно изменившая мои планы на ближайшее время.

– Кому-то даже сквозь сон интуиция не изменяет, – такое примечание от меня ему явно пришлось не по вкусу.

– Нет, ты не меняешься. Хватит появляться, а потом исчезать из моей жизни словно призрак. Я к тебе с делом, а ты… – проговорил старший, держась одной рукой за перила верхнего этажа. В его лице читалась озлобленность, вызванная моим предсказуемым поведением и, как следствие, его специфичным видом с утра пораньше. Я терпеливо остался еще на часок-второй, возвращаясь ко всему дружелюбию и гостеприимству, с которыми он меня встретил.

Лучи утреннего солнца проламывались сквозь сводчатые окна и светили прямо в лицо. После вчерашней непогоды было довольно приятно ощущать обжигающие потоки солнечного излучения на чувствительной коже. Я сидел, прикрыв глаза, предвкушая, пока мой товарищ выполнит свою утреннюю рутину и внесет разъяснения за принудительную задержку. Откуда-то доносились звуки струящейся воды. Завершив все необходимые обязательства, показался Дэвон – уже с аккуратно уложенными волосами. Впрочем, совсем другая картина.

– Вчера болтали без умолку, а главного сказать не удосужился, – начал старший, параллельно поправляя манжет в спешке натянутой толстовки теплого кофейного цвета.

– Перейду сразу к сути. У меня возникли безотлагательные дела. В сущности, меня не должно́ было быть здесь еще неделю тому назад, но мне так и не удалось выделить время отсутствия на работе. Ко всему прочему, до крайности не хочу утруждать Реденвольда поисками нового работника. Вновь буду нагнетать своими проблемами больше обычного. А твое внезапное появление не кажется таким случайным, – последнее он произнес немного тише, с ноткой отчаяния.

Картина начала проясняться. В рассматриваемый период мой друг терпел необходимость в замене на пору отсутствия в чайной. Несложно догадаться после событий минувшего, какое альтернативное решение проблемы он преследовал. Дэвон питал надежды на более-менее удовлетворительную кандидатуру нового работника, что сидел в паре метров от него, еще не подозревая, во что втянулся. Я понятия не имел, сколько времени займут его дела и как долго мне придется ждать возвращения товарища. Но справедливости ради – я был просто обязан согласиться, так как не стремился подводить его доверие, потому принял предложение без раздумий.

– Хочешь сказать, тебе снова придется учить меня тем мимическим упражнением, которые ты называешь улыбкой? Так ведь встречают клиентов? – Для него мой скорее риторический и утрированный вопрос, очевидно, звучал как согласие. Камень, отяжеляющий ношу юнца, спал с души, лицо засияло улыбкой.

Первую половину этого же дня Дэвон уделил моему просвещению в специфику традиций, которые укоренились в каждом жителе особняка. Он объяснял и показывал все необходимое на собственном примере. Уроки актерского мастерства старшего увенчались его приступом смеха от моих попыток выглядеть дружелюбно, так или иначе остальная часть была достаточно легка и понятна, так что я быстро влился в общую атмосферу работы. Дэвон бесконечно был рад, что ему подвернулась такая удача – встретить меня тем судьбоносным вечером. На оживленной ноте хохота и смеха наши дороги разошлись. Мой товарищ отбыл к пункту назначения, так что по завершении дня особняк уже пустовал без моего приятеля.