Виктор Улин - 300 лет

– Не знаю ничего, ну, как это делается.

– В воскресенье отдам ему наличными. Все.

– Но…

– Передайте своему Игнатову, – перебил Боровский. – Что если он хоть пальцем тронет Барбару, я из него самого сделаю шапку.

Тесть молчал, он всегда соображал со скоростью диплодока.

– И надену вам на жЁпу, потому она у вас вместо головы, – добавил он после того, как дал отбой.

III

– Боровский, ты точно сошел с ума.

То, что жена, вспомнив старостуденческую привычку, назвала по фамилии, лучше прочего свидетельствовало о ее неподдельном изумлении.

– Ты привез кролика в квартиру с ремонтом за полтора миллиона?!

– А ты думала, не привезу?

Жена молча повела плечами.

Жест был выразительным.

– Ты прекрасно знала, что привезу. Мы с тобой обо всем говорили еще в среду, ты дала мне телефон. И сегодня знала, зачем я сорвался ехать за сорок километров к старому кретину, разве нет?

Она пожала плечами еще раз.

Они опять сидели на кухне.

К Агнешке пришли подружки, равномерно заполнили квартиру болтовней и пока не собирались уходить.

На полу около посудомоечной машины стояла большая пластмассовая коробка с двумя ручками и двумя крышками, открывающимися на две стороны.

В прорезях белел бок Барбары, виднелись черные уши и влажно поблескивали глаза.

Одну из крышек украшала насмерть приклеенная этикетка с синими буквами:

«Корзина для перевозки кошек. Малая.»

Боровский купил изделие в первом попавшемся зоомагазине, поскольку лишь перед выездом из города сообразил, что у тестя вряд ли найдется хоть что-то для депортации крольчихи. В замызганном холодном павильоне, где порхали безмолвные рыбки за стеклами аквариума да тоскливо жались друг к дружке красноклювые амадины, клетки для кроликов не нашлось.

Но Барбара при всей пушистости осталась такой же маленькой, как и Варвара, ей оказалась впору кошачья корзинка.

– Если честно, я думала, ты поговоришь и забудешь. Или передумаешь в последний момент.

– Как видишь, не забыл и не передумал.

Барбара шевельнулась. Видимо, ей все-таки было тесно.

– Я живу с тобой пятнадцать лет, но, как оказалось, знаю о тебе еще не все. Ты меня удивил, Володя.

– Я живу с собой уже сорок четыре, но тоже удивляю себя, – ответил он. – Во всяком случае, Барбара спасена.

– Но ты понимаешь, что такое держать в городском доме кролика?

– Понимаю и представляю не хуже твоего.

– Жопкина заботка.

– Точно так, – согласился Боровский. – Иначе не скажешь.

– Ты представляешь, какая от нее будет вонь? За кроликом нужно убирать каждый день и не по одному разу. У нас с тобой на это нет ни сил, ни времени. У тебя клиенты, у меня пациенты. Альбина приходит раз в неделю. Из Агнешки мы растим не уборщицу.

– Согласен, но…

Кто-то из девчонок звонко прошел по коридору.

– Что – « но »? – спросила жена, переждав его молчание.

– Но она живая. Я не мог ее там оставить. Старый троглодит все равно рано или поздно уедет в город, Барбара попадет к Игнатову. Или к кому-то еще.

– Обозвать моего отца троглодитом – это оскорбить пещерных людей, которые стремились к свету, а не наоборот. Но если абстрагироваться от частностей, в целом он прав.

– В чем?

– В том, для чего разводит живность. Ну, неважно, что у него ни разу ничего путного не вышло, руки не тем концом вставлены…

–…Точнее, из не нужного места растут и не под то заточены, – добавил он.

–…Но сама-то идея правильная. Кролики нужны для удовлетворения потребностей человека. Как и все остальные прирученные животные.

Боровский вздохнул. Жена говорила стопроцентно верные вещи, он и сам недавно думал почти о том же самом.

– Еще раз согласен. И вообще со всем согласен. Животные служат человеку. И веганом я не стану, это точно. Но…

– Я тебя понимаю. Понимаю твое настроение, Володя. Крольчиха в самом деле хорошенькая и мне ее тоже жалко. Но на самом деле, если подумать о жизни слишком глубоко, то остается только лечь и умереть. Веганство тоже не вариант. Я где-то читала, что даже воспетый классиками запах сена наполнен смертью, поскольку растения страдали, умирая под косой.

Он подумал, что жена все-таки его понимает.

– Я бы, конечно, не смогла убить живое существо, которое сама кормила. Лучше бы с голоду умерла, но ту же Барбару не зарезала. Про отца и его Игнатова я не говорю – они обычные люди. Русские крестьяне в худшем смысле слова. Тупые скоты с носорожьими душами, от них требовать каких-то чувств к животным – смешно. Но тем не менее…

– Что « тем не менее »?

– Для чего вообще разводятся кролики, выводятся новые породы песцов, и так далее? Для служения нуждам человека, иначе бы все они жили в лесу, сидели по своим норам и прыгали по веткам. Разве нет?

– Да. С этим не поспоришь. Но… тем не менее… Барбара – она живая, теплая, смотрит и что-то понимает. Любая жизнь самоценна и…

– Что « и »? Володя, мы с тобой идем по кругу. Жизнь самоценна вообще, но каждая одна жизнь для своего продолжения требует чью-то другую, иначе никак. Я тебе уже сказала: растения – тоже живые. Что ты хочешь сказать?

– Трудно выразить словами… – Боровский вздохнул. – Мы ее назвали человеческим именем.

– Ну и что, что назвали? Она от этого не стала человеком. Ты за сколько ей купил барабан? рублей за сто?

– За триста.

– И она на нем играла?

– Не знаю. Когда привез, не успел увидеть, она накинулась на еду. Когда забирал, никакого барабана в помине не было.

– Ну так вот. Твоя Барбара человеком не станет никогда, подари ей хоть все колотилки Ринго Стара. Но и в лесу она тоже не проживет. Не прокормится, ее саму сразу съедят, потому что она даже нору выкопать не сможет, ничего не умеет, не привычна к дикой среде. Барбара не дикое одомашненное животное, а домашнее во многих поколениях – по существу, искусственный продукт, хоть и не клон. Ее создал человек для своего удобства, больше ни для чего. Разве нет?

– Да.

– А у всех домашних тварей разные предназначения. Кошка ловит мышей, собака охраняет дом и управляет овцами, которые дают шерсть, коза тоже дает шерсть и молоко, корову доят, на лошади ездят, курица несет яйца, и так далее. А кролики при жизни не дают ничего. Их выкармливают, чтобы потом съесть мясо и использовать шкурку. Согласен?

– Согласен.

– Так чего же ты хочешь? Чего ты собираешься добиться, привезя ее к себе домой?

– Я не Будда, чтобы знать ответы на все вопросы, – Боровский покачал головой. – Достаточно того, что я их задаю.

– Задал, так уж задал. Теперь не знаем, что с этой Барбарой делать.

– Ну… – пожав плечами, он не нашел, что сказать.

– И вообще, Володя, не впадай в антропоморфизм.

– В каком смысле?