[frank_sparral] - Анаксаген. Том I. Записки сумасшедшего

– Чо эт с тобой? – она посмотрела на меня, а я даже не смог ей ответить, потому что слова застряли где-то в горле. Мне стало страшно, а мой голос пропал внутри где-то, засел так глубоко в моём организме, что я мог лишь дышать, да и то сбивчато. Я испытал самое горькое чувство, встреченное мною в детстве, когда понял, что слишком молчалив для окружающих…

– Ты так мало говоришь, – говорила она, а машины быстро разлетались в нашем сознании и исчезали; я молчал, пытался что-то придумать, а потом понимал, что не в силах:

– Я не знаю. Я такой. Неразговорчивый.

– Хм… Тогда мне тоже нечего сказать, – говорила она, а меня внутреннего убивали, кололи, терзали; я горько ревел где-то внутри, метался в углы, но никак ничего не мог сказать путного:

– Прости.

– Меня просто сильно хуярит! – говорил я бывшей, которая явно не понимала меня. Она, бешенная, бегала туда-сюда, дуясь на меня, а мне только хуже становилось, и я захотел сбежать отсюда, но не мог, думая, что за мной каждый наблюдает в этом злоебучем клубе!

– Что с ним? – подошла неизвестная девушка, оказавшаяся подругой моей бывшей.

– Да он фена обнюхался, – громко заявила бывшая, после чего я сильно раскраснелся, думая, что каждый из зала, где мы находились, слышит подобное заявление. Меня пугали эти мысли, и они давили на меня, на мой череп; мне казалось, что меня здесь каждый ненавидит. Поэтому и я на них злился и начал ненавидеть каждого из них!

«Суки, паскуды, мрази!»

– Ого. Вот это новость! И как, сильно ебашит? – спрашивает меня подруга бывшей. Внешне она не мой формат, но для других она вполне привлекательна.

– В голове нет мыслей, – шёпотом пытаюсь выдавить я изо рта.

– Как это нет мыслей? Ты же что-то сейчас говоришь!

«Но не думаю, пизда!»

– Мне страшно некомфортно. Я не понимаю, выгляжу ли адекватным, – ещё тише говорю я.

– Я тебя плохо слышу! Тут же что-то репетируют! Давай громче!

«Блин, – думаю я, – лучше бы я один сейчас сидел, нежели слушал эту пьяную девку!»

– Я буду молчать… – тихо говорю я и затыкаюсь.

– Как хочешь!

После этих слов мне становится ещё грустнее от себя и своего существа, с которым никто не хочет разговаривать, которого никто не хочет слушать, никто не хочет понимать, никто и знать не хочет!

Ненависть! Ненависть! Ненависть!

– Нахуй ты столько ебашил? – говорит мне друг-барабанщик громко, а рядом кто-то это слушает (две неизвестные девчонки). Я ничего не могу сказать в ответ, ведь палевно; хожу тихо и спокойно, пытаюсь забыться, но не получается. А этот придурок начинает на меня гнать, мол, что я дурак, что нахуярился феном. А мне хуёво от этого! Блять, мне так было хуёво от его слов! От того, что левые чуваки ещё это могут слышать. Сука!.. И я просто онемел всем телом.

– Надо его с собой брать! – кричит барабанистый другому парню, а я тихо пытаюсь сказать:

– Нет, я домой поеду.

– Какой тебе дом? С нами нужно ехать!

Я не могу ничего путного ответить, и меня садят в такси вместе с другими наркоманами; мы едем на квартиру. Мы приезжаем, заходим.

– Так, давайте его раскуривать!

И меня раскуривают. Я грустный. Все смеются. Меня раскуривают. Я грустный. Все смеются. Я сижу. Меня раскуривают. Я грустный. Все смеются. Из меня вылазит какой-то смех, похожий больше на писк.

– Ха-ха, ну он и смеётся! – кто-то произносит это, забывая, что сам выглядит как дурак. Я смеюсь громче, но внутри всё колотится и мечет. Мне однозначно плохо.

Так продолжается всю ночь, а под утро я съябываю, лишь бы больше не слышать чужого хохота; стою на остановке, еду в автобусе, нагружаю себя. Еду домой грустный, матеря всю планету. Дома есть ещё пакетик со скоростью, но я не решаюсь долбить. Вечером приезжает Катя, и мой нос сразу же окунается в этот порошок. Я грустный, однако, Катя приходит и говорит. Говорит много, весело, мне нравится. Она нюхает, и говорит ещё больше. Я смеюсь. Потом ржу, а потом просто не могу остановиться. Нюхаю больше. Ещё, ещё!.. Весь вечер! Потом мы общаемся ещё больше. Я смеюсь. Я много смеюсь. Я очень много смеюсь.

А где-то через неделю она переезжает ко мне, как говорит, на неделю. Мы удалбливаемся, пьём пиво, а потом ссоримся, хотя она продолжает жить у меня гораздо больше.

– Так ты решился? – задал я вопрос другу, а он после этого запихал в рот хорошую порцию порошка под названием тусипи. Я не стал больше ничего спрашивать, лишь запихав и себе в рот горстку этой необычной массы. Мы сидели в тишине, а на улице создавался очередной вечер. Мой друг глядел по сторонам и ждал результата:

– А когда начинает ебашить?

– Минут тридцать придётся подождать! Это же тебе не курево! – после этого мы засмеялись.

– Может, музыки послушаем? – предложил друг.

– Давай, чо нет-то! – с радостью подхватил его я, и мы погрузились в волны хороших басов и приятной мелодии.

Я вспоминал вчерашний трип под добрым феном, который внюхал в себя вместе с Катей. До этого мы с ней поругались, а вчера почему-то решили вместе создать свой день. Под феном. Странная страсть нас объединила – ни тот, ни другой из нас не умел быть собой в компании, поэтому мы постоянно врали о том, какие мы есть на самом-то деле. И в эти дни, проведённые вместе, мы открылись друг другу, разному полу… короче, мы были друг при друге самими собою. Не стеснялись, ничего не скрывали, были жёсткими, матерились, ругались, мирились. Целовались. Но до секса не доходило. Странно… Я до этого сильно стеснялся своих постельных данных, а с Катей мне хотелось быть собой. Я не знал, что с нами происходит, но мы медленно текли рядом друг с другом, как две параллельные речки.

Под этим феном мы были самими собой, мы раскрывались, смеялись, прикалывались и терпели друг друга, но нам ещё и нравилось слушать: она говорила прекрасно и интересно, мне нравилось, а ведь такое было редкостью; ей же нравилось то, что я говорю. Мне нравилось говорить. Ей нравилось слушать. Мне нравилось слушать. Ей нравилось говорить. Мы говорили: говорила она, я слушал, я говорил, она слушала. Мы молчали: я молчал, она говорила, я говорил, она молчала. Мы танцевали. Включали музыку и прыгали. Бегали по дому, гонялись друг за другом, дрались в шутку. Прикалывались. И много говорили. Много нюхали. Много смеялись. Много слушали. Много говорили. Много…

– Чёрт. Меня хуйнуло, кажись! – неожиданно раздаётся голос друга.

– А чо у тебя? – спрашиваю удивлённо я, ведь меня-то не штырит.

– Цвет стал ярче. Это такой эффект что ли? – и он засмеялся.

– Придурок, блять. Это лишь начало!.. – говорю с лёгкой иронией я. В дверь кто-то стучится, а мой друг начинает понимать, о чём я говорю.

– И правда, блять, начало! Похоже, у меня крутится всё. Умираю, нахуй!

– Ща, стой; дверь открою! Потом можешь умереть, – с этими словами я иду в прихожую и слышу слова друга: «Дурак!»