[frank_sparral] - Анаксаген. Том I. Записки сумасшедшего

Короче, жить мы стали вместе, только платил за всё я один, хоть и зарплата охранника была мизерной, но моих данных никто не знал, а на работу всяких щас берут; на свой возраст, кстати, я не выгляжу пока что, но тело-то не будет спрашивать: мол, подождём, и потом стареть дальше будем?.. Год пролетит за два, а тело уже рухлядью станет, а не тем конём, что двигал скалы… И без пошлостей пока пишу, ведь её скалистые берега мне так нравились, что хер в агонии метался, пока рядом этой сучки не было. Но я не изменял ей, а решила она быть психологом, поэтому и мозг мне так мозолила сильно своей псевдонаукой, что я и без наркоты изрядно погружался в знойные дали этих странных мыслей о том, что есть человек и собственно социум.

Однажды моя жизнь вновь меня долбанула так прилично по уху, и я забылся: на пороге появился какой-то молодой придурок, в которого эта вертихвостка втюрилась, тоже психолог, тоже копается в себе и в других… Странно мне говорить об этом, но он сильно меня шандарахнул своей логикой и щедростью мыслей, которыми осыпал пока был упорот, как это у современной молодёжи называется. И что нужно сказать, в свой двадцатник он и меня смог молодым сделать!

Поначалу, конечно, бесспорно мои с ним встречи были непонятны и даже негативны с моей стороны, ведь он-то думал, что я ей то ли дядя, то ли дед… А она, похоже, трахалась и со мной, да ещё и его за нос водила. У него и денежки имелись, а он их с лёгкостью ей давал. Мальца мне стало жалко, но со временем я понял, что вовсе-то и не жалость была, а скорей отцовская какая-то любовь… Эту суку я выгнал, она у него поболталась в квартирке (он жил этажом ниже), а потом и он её выпер. Тогда-то мы с ним и разобщались по-настоящему, но до этого периода был ещё год жизни с этой вертихвосткой, которая мазолила мозг нам обоим, чего я и не знал вовсе, думая, что он её друг или что-то вроде этого; платоническая любовь у современной молодёжи, похоже, держится на ура.

Пока она ебла мозг и ему, собственно, и мне, я пытался, на парах любви, сосредоточиться ещё и на своём мастерстве по маранию бумаг чернилами: сначала пытался писать от руки, но постоянная дрожь меня доканывала! Я бешенный такой бегал по комнатке этой общажной и кричал. В мозгу бегали теперь постоянно эти мысли: я неудачник и дерьмо, а позже я смог вырыгнуть из себя такое творчество. Писать мне помогал этот парень…

В те редкие встречи он был чрезвычайно молчаливым, но наркота развязывала его язык; да и что наркота, даже чифирок или простая сигаретка. Не знаю, что творится с современной молодёжью, но явно им не хватает повода выговориться. В наше время за подобные словечки давно бы испинали нахер, да втоптали в грязь, поэтому те, кто умел говорить, говорили, а кто не умел: сидели и слушали.

Здесь же молотила языком лишь эта шлюшка, а мы сладко наблюдали за её телодвижениями, которые раскидывались по периметру моей небольшой комнатки; любовь закрывала глаза обоим, поэтому мы и не замечали даже друг друга-то, видели лишь эту… А она так живо нам лгала, что мы и не понимали, кто из нас кто, кто любимый, а кто свёрток пропитанной дерьмом туалетной бумаги.

Оказались оба такими для этой дряни.

С ней я познакомился в библиотеке, тогда я начал активно изучать философию Ницше, а его бесценное сказание о сверхчеловеке меня повергло в шок. Не знаю, с чего я вдруг решился взяться за ум в таком возрасте и ещё раз попытаться найти, кем я являюсь, но благодаря этому вы и видите эти исписанные страницы, которые, кстати, печатает мой молодой друг с моих слов, ведь мои руки столь трясучи, что я в полноценном и благородном ахуе. Так вот, эта нимфетка мельтешила там, передо мной, подошла и спросила, не педагог ли я, на что я решил поиграть и ответил: «Да, мол, педагог. А что, вам оценку нужно поставить?» Кхм, после этого мы отошли в сторонку и трахнулись. Конечно, никаким педагогом я не был, да и она знала, что я не педагог, просто, видимо, её вагина размякла от моих морщин, то ли она вообще свихнутая… Почти сразу она оказалась у меня на квартирке, обнюхала её и решила, что для ночлега сойдёт. Проспала она у меня где-то полгода.

И вроде мы даже не мешали друг другу: я на работе днями был, а она болталась где-то; мне и неважно было, где она ходила-то, на самом деле, ведь возраст её мне дал понять, что будем мы рядом совсем-то уж недолго, да и не от неё это зависело во многом, сколько от меня и моего организма, который рассыпался по молекулам.

А там ещё и этот появился: сначала я посчитал его странным, но негатива не чувствовал, однако знал, что пацанам нравится тыкать во всё, что движется и с вагиной. Это я потом уже уяснил, что он вообще не из этого мира будто – ему подавай богиню и возвышенные чувства.

Хм…

Несомненно, он счёл, что богиней является вот эта сука, а влюблённые глаза его заслоняла преданность и тоска по ней, пока она барахталась в постели со мной, стариком и бедняком. А я и не считал, что делаю что-то плохое: она таскала ещё в квартирку деньги (его, как оказалось), а я её потряхивал. Общался с ним, как ни в чём не бывало, а она, пока я на работе, с ним спала, но не трахалась. Тут я, работяга, а она вскоре ещё и пацана погнала тоже гнаться за деньжатами. Чего ей не хватало?..

Я лежал на полу уже долгое время; казалось, что вот – конец! Но конца не было… Я был один; вечно один. Мои полушария прислушивались к дикому вою ветра за стеклом, которое я разбил, чтобы забраться в этот домик. Кажется, здесь жила раньше моя семья – он был мне крайне знаком. Я забрался и уснул прямо рядом со стеклом, на полу; кажется, несколько осколков вцепились прямо в плечо, но мне плевать – я добрался!

Сложно припомнить, с чего именно начиналась моя жизнь, зато совсем не сложно вспоминать те последние дни, коими я был окружён, словно одеялом негодования и ненависти к себе самому и к этому мирку, что вертится не на самой гладкой поверхности… Тем не менее, ещё он держится на плаву, словно икринка в речке полной всяких тварей!

Мы продолжаем, как и те, дикари, прятаться в своих пещерках-домах, пещерочках-квартирках. Толку от этого – чуть – также пляшем перед кострами-телевизорами и кострами-плитками, -каминами, -печами. Когда холодно, всё тело пляшет независимо от тебя; окутывается дрожью и старается не просыпаться.

Так и я лежал здесь неподвижно пару дней, вставая лишь для того, чтобы выйти и поссать. Говна во мне уже не было, было лишь добренькое паразитирование на чуждой мне бумаге. Чего я хотел добиться с помощью этих записей, одному Богу известно, а в Бога, к сожалению, я так и не поверил…

До этого я бродил по знакомому городу, воспоминания о котором остались, похоже, где-то в подсознании, надсознании или как это там сейчас называется… Я уже не помнил название этого городка, однако всё-таки бродил по нему и чувствовал, что раньше когда-то жил в похожем, а, может быть, даже в нём самом!