Алиса Ханцис - Аквариум. Музыкально-пластическая драма в трех частях с прологом и эпилогом

Сидя за партой на своем козырном месте – у окна галерки, – Тео мог с закрытыми глазами определить, какой проходит урок и кто его ведет, и слышать учителя ему было для этого совершенно необязательно. Где-то всегда царила напряженная тишина, где-то летали из угла в угол, как шарики жеваной бумаги, редкие шепотки, и только в этом классе всегда висело гудящее комариное облако. Долговязый учитель прохаживался между рядами и, лениво отмахиваясь, раздавал задания. Урок подходил к концу, и у всех уже нестерпимо зудело. Тема домашнего сочинения была вообще-то свободная, но даже ёж понимал, что без любого, пусть самого жалкого костыля для подпорки воображения их ждет дезориентация и коллапс. Но фантазия водящего тоже не отличалась искрометностью, и фанты раздавались по одному на группу. Группы различались по количеству человек, предсказать их состав было невозможно, и Тео обреченно ждал очереди, как вдруг услышал свою фамилию.

– Противопоставление рока и классики, – сообщил препод с какими-то садистскими модуляциями в голосе.

Сосед по парте покосился на Тео и на всякий случай отодвинулся.

Тут надо сразу сказать, что никаких трудностей с письмом, кроме почерка, у него не было – наоборот: всем известно, что в июне рождаются исключительно двуглавые гидры. У Тео вторая голова отвечала за предмет «Родной язык и литература». Беда была в том, что любое сочинение неизменно превращалось у него в полет авторской мысли, и эта мысль одурелой ласточкой металась от одной сочной мошки к другой, не в силах насытиться и не в силах остановиться, потому что ласточка парить не умеет, а вместо этого падает оземь, как подстреленная. Оставалось надеяться, что со временем можно будет подкачать писательскую мышцу и превратиться, например, в орла. Но ведь в школе ждать не будут.

Он задумался всерьез. Лучше всего думалось сильно заполночь, когда и в доме, и на улице звуки истончались и делались звонче – тогда и голова его наполнялась звонкой пустотой. Он лежал и ждал идеи, и та рано или поздно приходила. В такие моменты он думал – как дышал. Вдох-выдох. Рок-классика. Они противопоставляются – стоят друг напротив друга, как боксеры на ринге. Чушь какая. Он же знает, что нет никакого бокса, а есть танец. Рок и классика – они кружатся вместе, как две длиннохвостые рыбки в аквариуме. Он ведь тогда вспомнил именно аквариум – когда игла проигрывателя впервые легла в эту бороздку. По комнате поплыл молодой мужской голос, искаженный реверберацией – будто из-под воды; и не было там поначалу никакого рока. Бряцали фоном серебристые струны, но он сразу услышал, что это не гитара. Он потом вспомнил – а может, подсмотрел где-то – название: клавесин. Слово из другой эпохи, из неведомой другой страны , о которой пелось в песне. Ну и какое тут, нафиг, противопоставление, я вас спрашиваю? («нафиг» он решил потом вычеркнуть, и без него зазвучало даже лучше). А сколько их было потом, таких рок-музыкантов, которые и на пианино сами могли, и чередовали на одной пластинке разные стили, как в калейдоскопе – ретро, кантри, хэви-метал, опера, наконец! Какое противопоставление – вы что там, с дуба рухнули?

– Слушай, а круто, – восхитился брат, прочитав сочинение. – Давай еще кому-нибудь покажем?

Они собрали семейный совет, и тот единогласно подтвердил: это было в самом деле круто. Отец заметил лишь, что про аквариум можно было написать и побольше, зато мама так впечатлилась умелым использованием риторических приемов, что предложила послать работу в какой-нибудь журнал в качестве эссе. Не было сомнений, что высшая оценка в классе ему обеспечена.

«Самая безликая и бесцветная из всех существующих теней деликатно легла на тетрадь, сделав страницы серыми». Это он напишет чуть позже, а пока – тень оказалась ни фига не деликатной, и тетрадь ему сунули с такой брезгливостью, словно нашли там журнальную вырезку с порнухой.

– Это, конечно, было очень забавно. Но когда я даю задание, я предполагаю, что оно будет выполнено. Тройку ставить не хочу: вы, молодой человек, способны на большее. Жду от вас второй редакции.

Тео, не глядя, принял непристойно распластанную тетрадь. Краешек страницы бритвой резанул палец, он машинально сунул его в рот и подумал: интересно, почему говорят «несолоно хлебавши» – вот ведь солоно, а толку-то.

Он перешел уже в последний класс, когда Мик Костяная Нога решил снова загреметь в больницу. Как и прежде, он любил делать это под самые каникулы, чтобы все их планы пошли коту под хвост. На сей раз каникулы были осенние, но все равно было обидно – причем больше за дурака, чем за себя. Сам-то он и в выходные успевал и поиграть, и нагуляться, а брат стал вдруг серьезным и без продыху учился, точно уже нацелился в универ. Выписавшись из больницы, он засел дома и принялся что-то корябать в тетрадке – должно быть, свой первый сценарий.

– Я на репетицию, – сказал Тео, заглянув в спальню.

Мик ответил «Валяй»; сестра молча встала и выскользнула из двери ему навстречу.

– Я с тобой.

– Ну вот еще. Сиди с больным.

– Он не маленький, – резонно возразила Тина. – А ты, между прочим, обещал, что покажешь свою группу.

– Ну езжай сама на двух автобусах, я провожать не буду.

– А ты?

– Я на велике.

– И я на велике. Костяной Ноге он все равно ни к чему.

Тео вздохнул: сестра была из тех, кому проще дать. Пришлось ковыряться, настраивая ей седло, а время уже поджимало. Они выехали со двора, всколыхнув сырой стоячий воздух, и комья грязи полетели из-под колес в сторону их фабричного квартала. Навстречу теперь неслись беленые штакетники частных домов. Через пару километров дорога становилась почти проселочной и начинала спускаться в заболоченную долину с пустырями на другой стороне. Ветер засвистел в ушах, и Тео, смаргивая слезы, увидел, что сестра идет на обгон. Впереди им преграждала путь лужа, длинная и коварная, как мираж. Тео крикнул сестре, чтобы притормозила, но вместо этого она сильней налегла на педали, вонзилась в воду и раскинула в стороны тощие ноги в голубых джинсах, чтобы не забрызгаться. Сам он не сообразил, что так можно, и только выругался, смачно и весело, когда его обдало волной.

Здание клуба было неказистым – Тео стало даже чуть стыдно перед сестрой за его убогий вид. С другой стороны, все когда-то начинали, и многим приходилось играть в клоповниках похуже этого. Зал там был вполне неплохим, а вдобавок клуб стоял на склоне и имел огромный подвал, где можно было выпрямиться во весь рост. Практичность этого места успели уже оценить все участники группы – каждый по-своему.

Тео отомкнул висячий замок на подвальной двери и затащил чумазые велики. Сестра потянулась было заглянуть внутрь, но он оттеснил ее плечом.