Владимир Де Ланге - Вера и рыцарь ее сердца. Книга четвертая. Жизнь без десерта

Пока детвора ожидала прихода мамы из бани, Катя по праву старшей пугала малышей рассказами про банницу, которая в полночь выбиралась из-под скамейки в парной для охоты, чтобы затащить несчастного ребёнка под лежанку, где чернела вода, а зимой – лёд. Слушая старшую сестру, Таня с Витей и слова не могли сказать от страха и гордились своей мамой, которую боялась не только банница, но и вся деревенская детвора.

Хотя в тот морозный день в бане было не так жарко, как обычно, Вера довольствовалась и тем теплом, которые давали остывшие угли. Она нещадно била себя берёзовым веником, вбивая последний жар в тело, чтобы согреться на всю неделю вперёд.

Надо сказать, что в бане ей часто припоминался разговор с одной весёлой вдовой.

Болела вдова редко, но на приём к Вере ходила регулярно. Жаловалась эта славная татарочка не столько на свои болячки, сколько на вдовью участь.

«Ох, Вера Владимировна, однако досталось мне горя-то полные кошёлки. Детей-то я, однако, одна, без мужа, ро́стила, а где они теперяча? В город подались, однако, большими людьми стали. Я-то и не горюю, я баньку себе протоплю, жаркую-прежаркую, на верхнюю полку заберуся и хлястаю себя веником, однако, между бёдрами по одному срамному месту, чтобы не зудело и мужика не просило. Всяку таку дурь из себя выколачиваю, чтоб не донимала».

Этот совет одинокой вдовы и Вере пригодился. Она опять плеснула из ковшика воду в духовку, угли ворчливо зашипели, и горячий пар нехотя поднялся к прокопчённому потолку. Отхлестав себя с оттяжкой, женщина с жалостью посмотрела на самодельный веник, который уже потерял листву и превратился в метёлку из прутьев.

Когда все субботние традиции были соблюдены и сытые дети лежали по койкам, Вера опять вышла на крыльцо. Зная свою врождённую рассеянность, она выработала привычку уходить на ночной покой задом наперёд, чтобы перед сном самой убедиться, что во дворе всё в должном порядке.

Ну вот, как всегда, она забыла выключить свет в бане.

В длинной ночной сорочке, с наброшенной на плечи фуфайкой и в домашних тапочках на босу ногу Вера пробежалась в баню, вывернула лампочку под потолком и поспешила обратно, но у самого крыльца она вдруг остановилась и шагнула шага три назад, чтобы разглядеть лучше ночное небо, закрытое с четырёх сторон домом, высоким забором и дворовыми постройками. Пусть у неё тяжелели от инея ресницы, пусть мороз холодил пальцы ног, но разогретая баней кровь ещё гудела в её теле.

Женщина стояла посреди снежной тропы, между крыльцом и баней, в надежде, что мороз остудит постыдное желание быть любимой мужчиной, которого не было рядом. Но напрасно. Над ней в кромешной тьме тихо блистали звёзды, такие же одинокие, как и она.

– Интересно, какой я вижусь звёздам? Несчастной женщиной? Ломовой лошадью? Скорее всего состарившейся Золушкой, у которой не было доброй феи.

Мороз пробирался уже к сердцу, которое давно перестало мечтать о возвышенном. О какой романтике можно было говорить, если даже Деда Мороза она бы с радостью обогрела в своей постели.

Вера ещё раз пристальнее всмотрелась ввысь и, опустив взгляд, решительно отправилась обратно, в баню. На ощупь стащив со скамейки тёплое байковое одеяльце, она вновь вышла на мороз, расстелила его посередине снежной тропы между домом и баней, грузно опустилась на одеяло коленями и замерла. Через какое-то время в морозной тишине послышался её страстный шёпот.

– Бог на небесах… мне стыдно просить, но… дай мне, пожалуйста… встретить моего мужчину.

Произнести эту просьбу было трудно, но слова уже сорвались с уст, и никто не устыдил Веру за неприглядную откровенность. Видимо, все: ночь, звёзды и золотой месяц, показавшийся над тайгой, – равнодушны к таким падшим женщинам, как она. А бог? А бог тем более!

– Господь, ты прости меня за мою просьбу. Я ведь знаю, что ты меня слышишь. Знаю, что не всё хорошо, что я хочу ,.. но как мне вытерпеть ещё одну ночь в одиночестве?

Опять тишина, бесчувственная тьма и злое небо.

Вера немного помолчала, оглядываясь вокруг себя. Ни одна звёздочка с высоты не упала, ни одна ветка не хрустнула. Знамений не было, что она услышана. Вздохнув, женщина поднялась с колен и, дрожа от холода, быстро вошла в дом, где её ждали мягкая постель, тепло от печи и спящие дети. Уходя в дом, она не заметила, как ей вслед помрачнела и без того чёрная ночь.

***

Как было Вере в тот вечер знать, что за тысячи километров от её дома в тот час смотрел в темнеющие сумерки тот единственный мужчина, кому она предназначена судьбой. Сердце Ронни не ёкнуло от зова женщины, тоскующей по нему из далёкой Сибири, таким слухом оно не обладало. Впервые за долгие годы повзрослевший Де Гроте чувствовал себя свободным человеком, брачные оковы рухнули, хотя в такое досрочное освобождение было трудно поверить, поэтому он просто наслаждался жизнью, как голодный человек на пиру, и даже намёк на повторную женитьбу воспринимался им как проклятие.

Да, для этих двоих рассвет ещё не наступил.

***

Сытые дети уже видели десятые сны, Вера ещё немного покрутилась на кухне, задвинула задвижки в печи, чтобы тепло не уходило в тайгу, и, довольная собой, улеглась в кровать с книгой в руках. Эта книга, которую ей принесла соседка, учительница математики, что поселилась с семьёй за оврагом, называлась просто и страшно: «Диагностика кармы». Конечно, Вера знала о карме, но то, что было написано в этой книге, приводило её в ужас. Получалось, что человек родился на свет, что быть проклятым уже с младенчества, если не за свои грехи, то за грехи его прародителей. Как прикажете людям жить, если каждое необдуманное слово, мысль или желание – как пистолет к виску, и не только к своему… а в результате – вымирание рода. Как хорошо, что раньше она этого не знала, а то бы перешла в общество врождённых глухонемых и слепых!

Автор этой книги явно гордился тем, что озадачил читателей кармическими проблемами. Для своей книги он черпал информацию из недосягаемых для обычного человека сфер духовной жизни самой вселенной. Он помогал людям освободиться от порчи, а сам при этом то слеп, то болел, то травмировался в несчастных случаях.

После прочтения первой книги жизнь представилась Вере неизбежным хождением над огненной пропастью по острию кинжала, где один неверный шаг чреват смертью в мучениях.

Во второй книге читатель предупреждался, что скорая гибель человечества предрешена, ибо каждое греховное помышление или затаённая обида человека отравляет не только его карму, но и карму вселенной. Самое страшное заключалось в том, что сойти с этого острия безупречной жизни можно только посмертно.

Вот и сейчас, когда дети спали в детской комнате, накормленная скотина – в сараях, а фамильный пёс Пират – в будке под снегом, Вера решила серьёзно заняться очищением своей кармы, в ночь на воскресенье можно позволить себе и побездельничать.