Ольга Токарева - Светкин дар. Переплетенье жизненных дорог

Увидев вареного как рак Павла, врач сама смутилась и поспешила быстрей выйти из палаты. Она недолюбливала и немного побаивалась грубую медсестру, старалась избегать с ней разговоров.

Фекла быстро сделала укол и посмотрела на Павла.

– Ну как, наговорились?

– С кем? – не понял Павлик.

– Да как с кем! С Сергеем!

– А-а, – протяжно пропел Павлик, – ага, наговорились, мало только.

– Ничего, давай-ка ложись спать, сил набирайся, чтобы бороться с болезнью, а я ночью приду, еще укол поставлю.

– Хорошо, – хмурился Павлик, потирая больное от уколов место.

Фекла подправила его одеяло и вышла, выключив свет.

А Павлик, оставшись в темноте, долго не мог уснуть, вспоминая глаза Любы.

«Конечно, Люба, а как еще? – говорил он сам себе. – Она ведь такая молоденькая. Я вот скоро вырасту, она меня увидит и сразу забудет о своем враче со второго этажа. Осталось совсем немного, всего-то лет пять».

Павел первый раз в своей еще маленькой жизни влюбился. Внутри у него все горело и разливалось счастьем от одной только мысли о Любе. И имя какое – Любовь, а самое невероятное, очень ей подходит. Девушка такая маленькая, чуть выше его ростом, непослушные черные кудрявые волосы, постоянно вылезающие из-под шапочки, карие большие глаза, слегка вздернутый носик, пухлые губы необычного алого цвета просто притягивали к себе.

Вскоре Павла перевели в общую палату, в его молодом организме происходили глобальные перестройки, совершенно невиданные и порой неописуемые. Сергея еще пару раз приводила бабка Фекла и они, прячась в ее каморке, болтали о разном.

Целый месяц Павел провалялся в больнице, а когда его выписали, на дворе стояла зима. Снег окутал дворы и крыши домов, переливался на солнце всеми цветами радуги. Павел сощурил глаза от яркого света и белизны вокруг. Мать, забрав его из больницы, что-то говорила, только он ее не слушал. Щемящая тоска, от разлуки с Любой, разъедала его сердце. Он с ужасом понимал, что теперь не будет слышать ее громкий веселый смех, для него потерян ее строгий взгляд, теперь он вряд ли увидит, как она надувает свои пухлые алые губки, когда ее ругает заведующий отделением.

Ляля смотрела на сына и тревожилась. Павел очень изменился, и совсем не худоба была причиной.

«Так что же?» – сама себе задавала она вопрос и всматривалась в лицо сына, стараясь увидеть прежнюю детскую непосредственность. И поняла. Взгляд – вот, что поменялось в нем. Обычно так смотрят взрослые люди, прожившие на белом свете не один десяток лет. Ей почему-то стало не по себе. Она прижала сына к себе, стараясь пожалеть и приласкать, но он отстранился, нахмурился.

– Мам, да что ты в самом деле. Люди ведь кругом.

Насупившись, он пошел разглядывать газеты в стоящем возле остановки киоске.

Впервые в жизни Ляля не знала, что ей делать в такой ситуации. Она решила не заострять внимания на этом непонятном пока для нее инциденте. Сев в подъехавший автобус, оглянулась на сына, он зашел следом, но прошел в конец автобуса, сел у окна и стал смотреть на улицу пустыми, ничего не выражающими глазами. Хотя нет, в глазах отражалась грусть.

«Нет, мне все это кажется», – сказала она себе, оплатила проезд и тоже села на свободное место.

Они вышли на своей остановке и направились к дому, Павел впереди, она сзади. Когда зашли в квартиру, он – молча, разделся и скрылся в своей комнате, лег на кровать, отвернулся к стенке и стал смотреть в одну точку.

Мать позвала его к обеду, но он отказался, сославшись, что неголоден. Ему было больно. В груди как будто натянулись неведомые нити тоски, которые надрывисто ныли, обжигая жаром, видеть никого не хотелось. Щемящая хандра грызла и раздирала его сердце, он даже подумал, как не вовремя выздоровел. Вот лежал бы сейчас тяжело больным, а Люба бы приходила и трогала его своими маленькими нежными пальчиками и смотрела на него с сочувствием и заботой.

Павел вздрогнул от разносившейся по всей квартире соловьиной трели звонка. Услышал быстрые шаги матери, разговор с кем-то. Ему стало любопытно, кто бы это мог быть. Он встал и выглянул из комнаты – на пороге стоял Сергей. Мать уже закрывала двери.

– О! Серега! – прокричал он. – Погоди, не уходи.

Он пробежал мимо матери и вышел на лестничную площадку. Улыбаясь, мальчишки вначале смотрели друг на друга, затем обнялись в знак приветствия. Их лица светились от счастья и радости.

– Гулять выйдешь? – спросил первым Сергей.

Павел не успел ответить, как вышла Ляля. Окинув пренебрежительным взглядом мальчика и придав голосу строгости, она сказала, глядя на него:

– Молодой человек, Павел только после больницы и ему сейчас совсем не до беготни на улице, ему необходимо наверстывать упущенное по школьной программе.

Сергей заулыбался. Он видел недовольство мамы Павла и, чтобы другу не было неловко, поспешил ответить:

– Простите, совсем забыл, у нас завтра, контрольная работа по алгебре, пойду готовиться. Пока, Пашка! Завтра встретимся! – прокричал он, сбегая по ступенькам.

Павел был раздосадованным. Он глянул недовольно на мать и, ничего не говоря, опять ушел в свою комнату. Так он провалялся до самого вечера и вышел на кухню только когда пришел с работы отец.

Он окинул Павла взглядом, ничего не сказал и, взяв газету в руки, стал читать «Правду», пока Ляля раскладывала по тарелкам пюре и сосиски.

Павел обожал докторские сосиски и стал есть, никого не дожидаясь.

Отец отложил газету, недовольно посмотрел на Павла.

– Я вижу, ты совсем позабыл приличия за столом. Что ж, я могу тебе напомнить.

Он стал подниматься, чтобы пойти за ремнем.

Павел отложил вилку и посмотрел на отца.

Самым странным для Андрея Петровича было увидеть холодный и немного презрительный взгляд сына. От неожиданности он опять сел, не веря своим глазам. Опомнившись, заорал во все горло:

– Ты чего на меня так смотришь, щенок?!

Павел отвел взгляд, с грустью посмотрел на мать, затем встал, прошел в коридор, снял ремень со стены и вернулся на кухню, протянув его отцу со словами:

– Бей, раз тебе так хочется.

На кухне стояла гробовая тишина, мирно тикали настенные часы, отсчитывая минуты жизни. Только теперь жизнь в этой семье будет совершенно другая, и это понимал каждый находящийся в этой комнате.

Павел положил ремень на стул, где сидел, посмотрел на мать:

– Спасибо, мам, все было очень вкусно.

Развернулся и ушел в свою комнату, ни на кого не глядя.

Андрей Петрович посмотрел на жену.

– Я что-то не понимаю – это что сейчас было?

– Сама не знаю, с больницы такого забрала.

Вероника присела на табуретку, теребя в руках полотенце и посматривая, как муж хмурит брови. Он хотел уже опять встать, но жена его остановила.