Ольга Токарева - Светкин дар. Переплетенье жизненных дорог

Сергей спрыгнул со стула и пошагал за бабкой. Она остановилась у двери с табличкой «Реанимация» и, тихонько приоткрыв ее, пропустила Сергея вперед и следом зашла сама, закрыв дверь. Сергей поначалу растерялся, кругом стояли какие-то аппараты.

– Ну чего остановился, вон твой друг лежит. Не признал, что ли?

Фекла махнула головой в сторону мальчишки.

Лежащий на койке мальчик казался каким-то маленьким и совсем худеньким. Под глазами черные круги, бледное лицо, светлые волосы, взлохмаченные и торчавшие в разные стороны… И только когда в больших голубых глазах отразилось счастье и рот расплылся в довольной улыбке, вот тогда Сергей и признал в мальчишке Пашку. Они оба улыбались и смотрели друг на друга, пока, наконец, Павел не произнес:

– Серега, привет, ты что, тоже заболел?

– Не-а, я упросил бабушку Феклу. Она меня к тебе проводила.

– Ну, ты даешь!

– А чего, ты мне теперь как брат, – сошла с лица Сергея улыбка. – И учиться будем вместе, в одном классе, я тебе уже и место забил рядом со мной, на последней парте.

Сергей вновь заулыбался и прыгнул на кровать, разместившись у Павла в ногах.

– Что, и правда, в одном классе?!

– Ага. У Нинки мать завучем работает, она и разболтала всем, что сын директора завода будет учиться в нашем классе. Девчонки, такие смешные, все шушукались в ожидании, а ты и не явился. Я решил к тебе домой забежать и узнать, как дела, а там твоя мамка сказала, что ты в больнице. Так что хватит тебе здесь валяться, быстрей выздоравливай. Ой, чуть не забыл, держи, это тебе.

Сергей достал из-за пазухи красное яблоко и кинул Павлу со словами:

– Держи, тебе витамины нужны.

У самого от вида яблока рот наполнился слюной, но он быстро отвернулся и стал рассматривать приборы, стоящие у кровати.

Пашка, поймав яблоко, крутил его в руках, потом поднял глаза на Сергея.

– А давай пополам, раз мы братья.

– Так ножа нет, чем резать будем?

– Зачем резать? Давай поочередно кусать.

Голубые глаза Павла заблестели от охватившего веселья, когда он вонзил свои зубы в яблоко и с наслаждением откусил большой кусок, тут же бросил оставшуюся часть Сергею. Тот ловко поймал и тоже надкусил – и так они, смеясь и жуя, быстро доели яблоко.

В палату заглянула бабка Фекла и тихо скомандовала:

– А ну на выход, скоро врачиха придет, попадет нам, если тебя застанет.

Сергей быстро вскочил с кровати и, улыбаясь, пошел на выход. У двери он остановился и повернулся, бросив на прощание:

– Выздоравливай, брат. И самое главное – никого не бойся, если что, я и с твоим отцом могу поговорить.

И тут же вышел.

Пашка лежал и смотрел на дверь, ему было радостно и одновременно больно. Больно было от последних слов Сергея, воспоминания захлестнули его. Сколько раз отец, сняв со стены ремень, бил его, подчас совсем за маленькие проступки. Сначала, конечно, мальчик плакал, но чем больше взрослел, то все меньше показывал свою боль. Стиснув зубы, терпел и ждал, когда все закончится, а затем молча уходил к себе в комнату.

Мать первое время пыталось его защитить, но отец совсем зверел.

– Девку из него растишь, – шипел и с еще большим остервенением хлестал Павла.

Сейчас мать не вмешивается, а старается быстрей уйти на кухню и, закрыв уши руками, молча стоит и ждет, когда все закончится.

Вспомнив последнюю свою порку, Павел едва сдержал навернувшиеся слезы и сжал кулаки.

«Смешной Серега, как он может справиться с папкой. Папка вон, какой – большой и сильный, а Сергей – маленький и наверняка слабый. Правда ростом выше меня, но это ведь ничего не значит. А все-таки, какой он смелый! И у меня теперь есть брат».

Пашка опять заулыбался, вспомнив баловство с яблоком, на душе стало спокойно и хорошо. Прервала его размышления зашедшая в палату пожилая врач Ольга Михайловна.

– Так, Егоров давай я твои легкие послушаю, что у нас там?

Врач подняла его майку и приложила к спине пальцы, слегка стала стучать по ним, внимательно прислушиваясь. Вдруг дверь открылась и в палату вошла очень красивая и совсем молоденькая девушка. У Павла слегка приоткрылся рот от изумления и восхищения.

– Ты погляди, как загляделся! Вырастет – не одной девке голову вскружит! – смеясь, высказалась врачиха, взлохматила и без того торчащие в разные стороны Пашкины волосы. – Знакомься, Павлик, с новым лечащим врачом – это Любовь Викторовна Краткина.

Павлик был ошарашен и все не мог поверить, что такая молоденькая и красивая девушка может быть врачом. Ей бы в кино сниматься, стать знаменитой актрисой. Он тогда представил ее в роли Золушки, она бы стала самой красивой принцессой. И когда эта Золушка попросила его опять поднять майку, чтобы прослушать легкие, Павлик покраснел с головы до ног, почему, и сам не понял.

Ольга Михайловна еще больше засмеялась, обращаясь к Любе.

– Если на тебя так все мальчишки будут реагировать, то скорей всего никто выздоравливать не захочет. Ладно, оставлю вас, пойду, посмотрю, что в шестой палате делает Шишкин. И чего только шельмец не выдумает, всю больницу скоро перевернет, скорей бы уже поправился.

Она ушла, и Павлу стало не по себе.

Лучше бы она ни куда не уходила, а все так же продолжала сотрясать палату своим грубым громким голосом. Тогда бы не было этой непонятной неловкости и звенящей тишины, которую разрушил мелодичный голос Любовь Викторовны.

– Так, больной, давайте я послушаю ваши меха.

Павлик сразу позабыл обо всем и с удивлением на нее посмотрел.

– Что ты на меня так смотришь? Ты не догадывался, что в тебе находятся большие и очень сложные по своему строению меха, которые сжимаются и разжимаются от каждого твоего вдоха и выдоха. И вот я сейчас проверю, как они у тебя работают, – приподняла она повыше майку, которую держал Павлик, и ее маленькие пальчики коснулись его кожи.

Павлик даже от неожиданности перестал дышать.

Врач сдвинула брови, строго посмотрела на него.

– Больной, покажите, как вы умеете глубоко вдыхать и выдыхать воздух.

Павлик как завороженный выполнял все, что его попросили сделать.

Послушав его со всех сторон, молоденькая врач нахмурилась.

– Знаешь, твои меха очень сильно скрипят, лечить их надо, догадываешься, как.

Она коснулась своим пальчиком его кончика носа и рассмеялась звонко и весело.

Павлику от ее смеха тоже стало весело и хорошо на душе, как будто что-то волшебное и прекрасное поселилось внутри и растекалось необъяснимым счастьем и восторгом.

Зашла медсестра, бабка Фекла, и разрушила все волшебство, хмуро пробормотав:

– Егоров, давай оголяйся, укол пора делать.

Павлу стало неимоверно стыдно. Представив, как он снимает трико и показывает совершенно другую свою часть тела Любе, он тут же сразу покраснел.