Катерина Авдюгин - Под Ним

Я продолжила учиться в университете. Целыми днями сидела в библиотеке, готовилась к сессии. Под вечер возвращалась домой, встречала мужа со службы. Мы тихо проводили время за ужином, обсуждали новости и события наших с ним дней.

Как я его ждала – это отдельное переживание. Каждый раз с замиранием сердца. Я выглядывала с балкона, искала на дороге любимый силуэт. Считала минуты до скорой встречи. И так день за днём, неделю за неделей.

А уже через четыре месяца после свадьбы в нашу жизнь вошла новая душа. Я узнала, что беременна. Это было так: громко и неожиданно. Накануне врачи пророчили мне бесплодие, объясняя его непоправимыми сложностями со здоровьем. Они диагностировали инфантилизм матки, при котором ни о какой беременности речи быть не могло.

Я помню день, когда узнала о беременности, до минуты. Уже с утра я неслась с тестом в ванну. Сделав его, с замиранием сердца ждала результат. Но я предчувствовала его. Я молилась Господу о положительном тесте и обещала быть прекрасной матерью. И Господь был милостив: во мне зародилась маленькая жизнь. Что со мной творилось! Я готова была сообщить всему миру о своём новом счастье. «Буду мамой!» – так и клокотало во мне. И это было настоящим чудом.

Я была замужем. Я была любима и любила сама. Мы ждали ребёнка. И это сразу был очень желанный ребёнок. С первого мгновения его существования, даже в моём воображении.

Мне было всего 19. Но в то время выйти замуж в 18 и родить ребёнка в 19 считалось нормальным опытом. Не было осуждения, косых взглядов. Тем более, когда молодые официально живут вместе в мире и гармонии. Странным, скорее, было обратное: когда вот уже несколько месяцев женаты, а всё ещё не ждут детей. Это вызывало подозрение, порождало разговоры за спиной и окутывало неприятными выводами.

Я боялась, что у нас не будет детей. Врачи, желая помочь мне, даже назначали противозачаточные пилюли, чтобы простимулировать работу яичников. Была теория, что если внезапно прекратить их принимать, то шансы на беременность увеличиваются в разы. Этим путём я не пошла. Видимо, вера в лучшее побеждала во мне всегда.

Я влетела к родителям в дом с визгами и восторгом. Я чувствовала счастье всем телом, оно не умещалось во мне. Я повторяла и повторяла внутри себя: «Я скоро стану мамой! Невероятно, во мне зародилась новая жизнь!»

– Мамочка, мамочка, я беременна! – кричала я.

– Боже, доченька, какое счастье! – обрадовалась мама. На её глазах выступили слёзы.

– Да, тест положительный! – я продолжала эмоционально рассказывать, а сама призадумалась: «А точно ли он положительный? Может, мне показалось? Надо посмотреть ещё раз. Все ли верно?»

– Доченька, любимая моя, это чудо! Я тебя поздравляю, моя маленькая будущая мамочка, – всё ещё со слезами и дрожью в голосе говорила мама. Мы крепко обнялись и долго-долго так просидели, обмениваясь радостью через объятия.

Что мы сделали дальше: посчитали предполагаемую дату рождения малыша.

– Прекрасно, – заключила мама. – Конец октября, шикарная пора, осень, хорошее время для прогулок.

– Давай никому не скажем, только девчонкам, папе и Серёже. Мам, пожалуйста, никому не рассказывай, – очень просила я.

– Конечно, это будет пока наша семейная тайна, – пообещала мама.

И с этого дня моя жизнь разделилась на «до» и «после». Она больше не была прежней. Это было то самое настоящее счастье, ожидаемое многими женщинами!

Наследственность даёт о себе знать.

Она пришла в этот мир без боли и схваток. Легко и просто. Моя нежная Дюймовочка. Крохотное тельце, весом 2700 граммов Маленькие ручки, крошечные ножки и… огромный страх. Страх за её жизнь родился у меня вместе с ней.

«Я же теперь мама, мой страх объясним», – долго успокаивала я себя логическими рассуждениями. Но что-то внутри меня панически требовало ответов на тревожные вопросы: «Дышит ли? Бьётся ли её сердце? Как она спит? Ой, почему так долго спит? А она точно здоровенькая?»

– Доктор, ответьте мне! – не унималась я порой, доводя до исступления себя и больничный персонал.

Казалось, что заботит это всё только меня. Для остальных, что понятно, младенец – «дело житейское». Их комфортное равнодушие в конце концов успокаивало и меня. Дочка же изначально была абсолютно спокойным созданием. По-моему, она никогда не плакала. Или плакала, но очень редко. Издавала вместо привычного младенческого крика тихие уютненькие кряхтения.

Наша с ней первая доктор была женщиной удивительной. Профессионал в акушерстве. Она болтала со мной обо всём прекрасном в жизни и крепко держала меня за руку пять часов кряду, пока я проживала ноющую боль. Это была не адская боль, о которой я читала в журналах, смотрела в фильмах, ужасаясь истерзанными мучениями лицами рожениц. Это была лёгкая неритмичная музыка в районе живота, которую я проживала, пропуская в мир свою крошечку.

С нежностью отмечу, что день рождения дочки и её папы были совсем рядом. Люблю эти подарки жизни: праздники один за другим и другие добрые совпадения, и случайности (которые совсем не случайны).

Воистину, роды есть разрешение. Вспоминаю, как тяжело мне было донашивать малышку. Как безудержно ныла моя спина и суставы. Как неспешно и безотрадно струилась моя жизнь, придавленная грузом душевных переживаний и телесной боли. Моя доктор, та самая «удивительная женщина», согласилась помочь со стимуляцией родов, со скорейшим приглашением младенца в жизнь. Как я была ей благодарна. Как я ждала этого мгновения. И как же я была ошарашена, когда оно приблизилось ко мне вплотную.

– Ну что, дорогуша, сегодня будем рожать, – с улыбкой сказала доктор, поднимая меня с кресла.

– Как? Уже сегодня? Прямо сегодня? – спрашивала я.

– Катюша, милочка, ну а как ты хочешь? Конечно, сегодня – это прямо сегодня. Мы с тобой встанем и пойдём. Родим. Просто, – уверенно заявила доктор.

Я замерла, разглядывая пристально её стальной образ с неподходящими к нему абсолютно тёплыми и добрыми глазами. Она меня не торопила. Дала полюбоваться. Видимо, понимала глубоко и подробно мой процесс. Как же я ей благодарна за эту чуткость.

Расскажу о ней. Для начала – её боялась вся клиника, насколько мне удалось заметить и разузнать. Известно было, что она занимала должность заведующей поликлиникой. Издержки этой позиции таковы, что разговаривала она только по делу, только криком (читай: матом) – с сотрудниками, разумеется. В её голосе звенел металл. Была она бесцеремонна (опять же, по делу) с мамочками, которые баловали себя булочками и набирали по 20 кило свыше нормы.

«А рожать мы как будем? – строго спрашивала она. – Разрывов не боимся? А худеть потом сколько? Зачем?» Увещевала как матушка. Грела как бабушка. Заботилась как отец.