Николай Сычёв - Дети Ленина

– Александр Георгиевич Белобородов, – представился молодой холёный и шустрый красавец, носивший портупею.

– А чем знаменит? – вопрос к нему Уриана.

– В двадцатом году поставил к стенке первого комкора революции Думенко. На Дону приказал казнить несколько тысяч восставших казаков. Без суда и следствия – по законам революции.

– У революционеров один закон был: кто не с большевиками – того к стенке, – пояснил всем Вельзевул. – Так что нас ты своей кровожадностью не удивишь.

– После я стал членом Оргбюро центрального комитета партии, наркомом внутренних дел РСФСР. Сам Ленин на меня всегда рассчитывал. В пример ставил, – гордо рекомендовался Белобородов.

– У-у! Тогда много крови на твоих руках. Молодец! В резерве будешь, за Ягодой твоя очередь, – известил Мефистофель.

– Шая Исаакович Голощекин, – представился следующий вошедший. – Лучший друг Якова Свердлова. Это мы с ним составили безукоризненный план расстрела царской семьи. Ну, Николая Второго, значит. Я был членом президиума Уралсовета вместе с этим Санькой Белобородовым. В ЧК не покладая рук работал. Секретарём ЦК по Уралу и Сибири был. Членом коллегии ЧК-ГПУ. «Жестоким палачом с чертами дегенерации» прозвали меня там работяги.

– Да, много вы кровушки людской попили, – весело заметил Люцифер. – И с царем ловко управились. А главный палач царской семьи здесь ли?

– Тут я!

В грот вошёл Янхель Хаимович Юровский, еврей средних лет, принявший лютеранскую веру. – Докладываю: подготовил и провёл всю операцию. Лично сразил первой пулей Романова. Все следы уничтожил, как Яков Моншович Свердлов приказал.

– Мотивация расстрела царя понятна, но объясни нам – зачем было сына его малолетнего убивать и дочерей? А также врача и повара, что были вместе с ними? – округлил блестевшие узкие глазки Шайтан.

– А вам тут в вечности вашей не понять этого! Мы власть свою, большевистскую строили, а детки – они ж прямые наследники, на престол в любой день могли претендовать. А нам к чему конкуренция? Ленин нас призывал к борьбе за единоличную, нашу власть. А повар и врач – они ж люди не белой кости – чего их жалеть?

– И какой же чин тебе за твои заслуги достался? – спросил Мефистофель.

– Работал председателем Екатеринбургского ЧК, потом в Москву на повышение пошёл – там заведовал московским райотделом ЧК, заведовал управлением Гохрана, замдиректора завода «Богатырь» был, потом директором Политехнического музея в столице.

– Это с полутораклассным образованием за плечами, – дал информацию Асмодей. – У коммунистов главным критерием было не образование и какие – либо умственные способности, а слепая преданность партии, секретарям – вождям и умение приспосабливаться к обстоятельствам. Если партия требует жестокости – большевики такими и становились, точнее подбирались такие для исполнения гнусных дел. Ленин называл Юровского надежнейшим коммунистом. Кроме убийства царской семьи на его счету сотни загубленных.

– Тысячи! – гордо поправил дьявола Юровский.

– Ну вот, ещё один достойный кандидат на премию, – продолжил Асмодей. – А дочь Янхеля Хаимовича прославилась акциями по разрушению православных храмов и сожжению икон. Её именем как активнейшей комсомолки до сих пор в городе Кирове называется одна из красивейших улиц.

– Помощников – то много у тебя было? – раскуривая в очередной раз трубку, спросил Мефистофель.

– А вот они, родимые. Петя Ермаков – его именем тоже улица названа в Екатеринбурге. Помогал мне расстреливать царскую семью, потом золотишко прятать, снятое с трупов царевен и царевича маленького. А это – Костя Стоянович, рядом – Алексей Петров, немало в вятских прорубях попов и протоиереев утопивший. А это Пинкус Войков, Лёва Сосновский, Гоша Сафаров, Яворский, Шиндер, Тенетул, Сакович, Кайгородов, Радзинский, Ваганов, Медведев, Никулин, Маратов, Федя Лукояновский, Федя Сыромолотов, Серёжа Чуцкаев, Федя Эйхманис, Лазарь Коган, Нафталий Френкель, Глеб Бокий, Яша Петерс, Боря Дидковский, Коля Толмачев, Паша Быков. А эти вот – наёмные революционеры были, – кивнул Юровский на шеренгу иностранцев, – не за совесть, за деньги помогали мне суд вершить: Изидор Эдельштейн, Анзелм Фишер, Андеас Вергази, Имре Надь, Эмил Фекете… Фу, язык сломаешь, – передохнул Янхель Хаимович. – Но имейте, друзья, в виду, что возглавлял всю команду лично я! Без меня тогда не так бы вышло. А ведь вышло всё – хорошо! Или вы иначе думаете?

– У-у, скоко неруси попили кровушки русской. Да, дружок, верно, верно, – подбодрил Юровского Мефистофель. – Садись вон рядом с Ягодой и Белобородовым – главными претендентами на премию будете. Кто у нас там следующий?

– А всего полчаса до восхода солнца осталось. Так что не успеем послушать – рассказы у всех длинные, как списки расстрельные, – заметил Шайтан.

– А что, по спискам убивали? – полюбопытствовал Вишап, почёсывая копытом за левым ухом.

– Гуртом, – пояснил Люцифер. – Не по одному же, когда безвинных – тысячи. Даже решения выносили списками, так по ним и расстреливали…

Собрались на следующую ночь сразу после шести вечера, когда на дежурство только заступила первая смена вигилий. Дьяволы часто меняли облик, то в виде людей, то в виде чертей появятся. На сей раз все были в цивильной одежде в обликах великосветских мужей. И предстал перед ними не лишённый внешнего лоска и обаяния пышнотелый поляк – академик Андрей Януарьевич Вышинский, работавший во времена правления Сталина сначала заместителем, а потом и генеральным прокурором СССР. На руководящей работе в МИДе он корпел вплоть до самой смерти, до 1953 года. После себя оставил большие труды по вопросам государства и права, по которым долгие десятилетия учились студенты юридических вузов. Большой любитель обвинять и заключать, в аду он был немногословен, гордился только тем, что вывел постулаты наподобие таких, как «Признание вины – царица доказательств» и «Законы существуют для защиты и поддержания власти».

– Чего он сюда припёрся? – спросил Вишап. – Какой вред нанёс?

– О! – Ты не представляешь заслуг этого прокурора перед нами, – начал разъяснять пунктуальный Люцифер, большой спец. – Законы в любой стране защищают справедливость. На то они и принимаются. Но это всюду, кроме России. Чем деспотичнее власть, тем быстрее она перетягивает чашу весов правосудия на свою сторону. Когда Сталину понадобилось подвести под массовые репрессии и расстрелы юридическую основу, он нашёл для дел таковых Андрея Януарьевича. Вышинский попрал «принцип презумпции невиновности», который гласит, что не обвиняемый доказывает свою невиновность, а карательные органы должны доказать его вину. Это понятно каждому и соблюдается всюду. Не может же содержащийся под стражей человек провести следствие, собрать факты, свидетелей. Это обязаны делать органы, их это хлеб. Повторяю: так поступают во всём мире. Кроме России, где с первых дней прихода к власти большевиков слияние исполнительной и законодательной властей привело к величайшему в истории человечества произволу. Вся законность пала, закон и власть стали одним и тем же. Власть присвоили партийные бюрократы, которые стали властью и законом на долгие – долгие десятилетия. Это похуже, чем времена инквизиции, помнишь, в Италии мы разбирали тысячи две лун назад…