София Шуленина - Цвет тишины

Дверь открылась, на пороге оказался Сати с ножом в руках, он вскрыл ножом замок. Из-за его спины выглядывали Хенна, Фине, Киану, Тильда.

– А ну прекратите это, – крикнула Хенна. Сати кинул нож на коробки и шагнул внутрь.

Серый ее не слышал. Тахти слышал и проигнорировал. Его схватили под грудь и живот, оттащили от Серого, практически заломали, до боли вывернув руки. Браслеты и перстни. Это Сати. Тахти не сопротивлялся, позволил себя скрутить. Ребята растащили их в разные стороны. Серый стоял взъерошенный, в перекошенном свитере. На его плечах лежали руки Фине. Грудь Серого ходила ходуном, сам он смотрел в пол. На полу до сих пор лежала книга – обложка отдельно, часть выпавших страниц разлетелась и лежала у их ног. На одной из страниц отпечатался след от ботинка. На иллюстрации два указательных пальца соприкасались и поворачивались. “Ache”, боль.

– Чтобы здесь мне никаких драк, – сказала Хенна. – Нашли место.

Серый ее не слышал. Тахти кивнул.

– Сати, переведи потом Юдзуру.

– Да, хорошо, – услышал Тахти голос Сати над ухом.

– Простите, – сказал Тахти хриплым шепотом.

Серый накинул куртку, не застегивая, набросил на плечо рюкзак и вышел из кофейни быстрым шагом. Брякнул колокольчик приглушенным, подсиповатым звоном. Тахти смотрел Серому вслед, на кружку, которую Серый оставил на краю барной стойки, на Хенну, на дверь. Со спины послышались быстрые шаги, его грубо оттолкнули в сторону, и на лестницу выбежал Сати. Тахти повернулся к ребятам, сбитый с толку. Тильда смотрела на дверь, ее плечи скруглились, сутулые и напряженные. Киану замер с кофтой Сати в руках.

Тахти побежал к двери, споткнулся о стул, и стул упал с тяжелым лязгом, и Тахти не остановился, чтобы его поднять. Он вылетел на лестничный марш под сорванное бряцанье колокольчика. Тихо. Он не услышал ни шагов, ни голосов, только свое собственное надломное дыхание. Он побежал вниз по ступеням, почти соскальзывая с полированного камня, его заносило на поворотах, и он бежал дальше, пока не оказался у входной двери. Под дверь намело снега, тянуло ледяным сквозняком. В холле не было никого. Тахти положил руку на дверную ручку, и этот миг, перед тем, как он откроет эту дверь, тянулся невыносимо тяжело и долго. Сердце заходилось рваным ритмом, воздуха не хватало. На улице стоял колкий мороз, а ему не хватало воздуха.

Он распахнул дверь. Волна ледяного воздуха окатила его, прошла сквозь одежду, и у Тахти перехватило дыхание. На улице никого не было. Он стоял около входа, заставляя себя дышать, и всматривался в темноту ночи. Ни Серого, ни Сати. Где-то вдалеке, на другой стороне улицы, мужчина гулял с собакой. Единственный темный силуэт на фоне белого города.

Ветер кидал в лицо жесткий, колкий снег. Ветер трепал волосы. Ветер пробрался под толстовку ледяным потоком. Тахти начало трясти. Он стоял и ждал, что они вернутся. Что он увидит их среди домов и редких фонарей.

Только теперь он вспомнил, что можно просто позвонить. Он нырнул рукой в карман, но телефон остался в кафе на столе. Он не пошел за ним. Вместо этого он вышел на улицу и пошел сначала в одну сторону, мимо старых домов и желтых фонарей, потом в другую, мимо закрытой школы и лысого парка. Снег летел в лицо, и вдалеке город был укутан им, словно плотным туманом. Он смотрел так внимательно, как только мог. Но нет. На улице их не было.

Он вернулся к кофейне. Дверь по-прежнему была распахнута, скрипела на ветру проржавевшими петлями. На порог намело снега. Тахти зашел в подъезд, прикрыл за собой дверь, и в этот момент на него обрушилась тишина. Только теперь он почувствовал, что замерз, замерз напрочь, и его трясет, и руки такие холодные, что перила на лестнице кажутся теплыми.

Ему оказалось невыносимо сложно подняться по лестнице. И не потому, что нога не слушалась, и колено ныло и не сгибалось. Сложно, потому что там он вернется к тому, от чего ушел, к непонятной дыре в груди, к взглядам и молчаливому осуждению. И отчаяние, эта бескислородная паника, накроет его окончательно. Он шел все равно. Он был должен с этим встретиться. Он хотел понять, что произошло. И все исправить. Если еще что-то можно было исправить.

Перед дверью в кофейню он остановился, и сердце колотилось у самого горла, кривым, сорванным ритмом. Он дышал, и слышал собственное дыхание, и воздуха не хватало. Он положил руку на дверную ручку, и рука дрожала и не слушалась. Он открыл дверь, брякнул над головой колокольчик. Этот звук всегда радовал его, но сейчас от него становилось только холоднее. Он потревожил тишину, он вошел без спроса. И теперь не мог переступить порог, остановился около входа. Киану стоял одетый около барной стойки. Тильда собирала сумку.

Парка Тахти висела на вешалке около входа, его вещи так и лежали, нетронутые, на столе. Его тетрадь, его кружка с недопитым кофе, его телефон. Его телефон!

Киану посмотрел на него, но ничего не сказал. На его бледном лице тенью лежала усталость. Вокруг него облаком висела та бесконечная тоска, которая сопровождала его день за днем, даже в те редкие моменты, когда он смеялся. Сейчас ее можно было потрогать руками – черный полумрак теней, густой, соленый. Он крутил в руке неприкуренную сигарету, Хенна ему что-то говорила, так тихо, что Тахти не слышал. Тильда подхватила сумку и пошла к выходу.

– Пока, – сказала она Тахти тихо, на ходу.

– Пока, – сказал он.

– Пока, – Киану кивнул ей.

Тахти прошел к столу и взял в руки телефон, снял блокировку экрана. Одно новое оповещение. Тахти открыл его, тыкая в экран дрожащими пальцами. Серый. Пусть это будет сообщение от Серого. Или от Сати. Пожалуйста. Его руки стали такие холодные, что экран не сразу распознавал касания.

Сообщение прислал банк. Напоминание, что он должен был в ближайшее время внести плату за общежитие. Других оповещений не было.

Тахти написал Серому. Сначала через интернет, потом отправил сообщение. Ни одно из них не было доставлено ни через минуту, ни через две. Тахти слишком волновался, чтобы ждать дольше. Он позвонил Сати.

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети. Пожалуйста, оставьте сообщение…»

Тахти оборвал вызов, подождал пару минут, позвонил снова. То же самое: абонент не абонент.

Киану вернулся к столу, подхватил сумку. Он ходил со спортивной сумкой, но никогда не говорил, что занимается спортом.

– Будешь читать мораль? – спросил Тахти.

Киану покачал головой.

– Хоть ты объясни мне, что сейчас произошло? – спросил Тахти.

Он был готов к грубости, к тому, что Киану будет кричать, хотя он никогда не слышал, чтобы Киану повышал голос выше полушепота. Когда Киану заговорил, его голос звучал тихо и мягко.

– Он не слышит, Тахти. Он на инвалидности. И он очень переживает, только не показывает этого.