Елена Поддубская - Дуры

Очнулась Тамара в объятиях Стаса. Потом были лекция от него, наказание от мамы, выброшенные гольфы, оттереть которые от тины так и не удалось, ангина, усугубившийся страх перед водой и понимание того, что большое чувство – это хороший запах кожи и приказ того, кто держит тебя в руках.

То, что называют любовью, случилось тем же летом, само собой, без подготовки и сопротивления. А ещё через время уже вся школа гудела от разговоров о подростковой распущенности, преждевременной сексуальности и недопустимости разврата между отличницей и двоечником. Но Тамаре и Стасу это было безразлично. Вскочив с кровати в день её совершеннолетия, молодые и свободные люди побежали в ЗАГС. Жениху на момент свадьбы было уже девятнадцать. Когда родилась дочь Оля, родители праздновали двадцатилетие Луковой. Фамилию мужа Тамаре не разрешил взять худрук Дома моделей на Вернадского Геннадий Зейналов.

– Учти, детка, мужей у тебя в жизни может быть десять, а имя всегда будет только одно!

Ослушаться руки кормящей Тамара не могла. А Стасу даже льстило, что его жена – известная модель.

Дина была очень красивой. Русь до сих пор платила татарам дань, выдавая, после трёх веков их ига, дивные кровяные замесы. Русые волосы Власовой обворожительно сочетались с темными бровями и ресницами, широкий таз и ноги колесом, как у наездницы, – с тонкими кистями и щиколотками. Но настоящей роскошью Дины был глубокий и чистый голос. В актрисы девушку взяли с первого тура. Народная песня, старания бабушки в раннем детстве, да басня, что дал в дело соседский поэт, покорили жюри Щепкинского театрального училища. Однако дальше главной роли в студенческом спектакле продвинуться Власовой не удалось. В коллективе МХАТА, куда в 1984 году она попала по протекции знаменитой бабушки, молодая актриса терялась на фоне и очень знаменитых коллег, и менее успешных. Впрочем, восторг и поклонение мужа долго компенсировали всякую неудачу в профессии.

После рождения второй дочери, в начале 1987 года Власова ушла из МХАТа, разорённого войной режиссёров. Осенью того же года, и, опять же, не без стараний бабули, ей нашлось место в Малом академическом театре. Перемены мало что поменяли в карьере актрисы, жаждущей славы. По-прежнему выхватывая крошечные роли, задать худруку неудобный вопрос Дина решилась лишь на четвёртом десятке профессиональной жизни.

– Кого бы ты хотела играть? – удивился распределитель театральных ролей, глядя на малоизвестную ему актрису. Ответ про Ирину в чеховском «Вишнёвом саду» или хотя бы одну из «Восьми любящих женщин» в детективной истории Робера Тома, вызывал у мужчины гомерический хохот: – Власова, ты и любовь родились в разные эпохи. И не нужно слёз, я знаю цену актёрским страстям. Хочешь играть влюблённую женщину? Хорошо. Давай пари: ты за год влюбляешься до похудения, я, если это случается, в конце сезона предлагаю твою кандидатуру на роль Стэнли.

– В «Трамвае «Желание»? – открыла Дина рот: – Но как Вы узнаете, что я…?

– О, дитя! Плохим я был бы художником, если не мог разглядеть женщину, что «вошла в изломанный мир, чтобы познать призрачный союз любви, чей зов, как мгновение в ветре…», – ответил руководитель труппы эпиграфом к анонсированному спектаклю.

Задание было более чем понятным. Выполнить его казалось вовсе нетрудным. Оставалось найти достойного, в кого действительно можно было бы влюбиться. Стас, узнав о проблеме, предложил Дине помочь. Три последних года он работал начальником ЧОПа в очень знаменитой столичной дискотеке.

– Пока будем искать тебе идола, можешь начинать тренироваться на мне, – подмигнул Костяков. Хитро так подмигнул, совсем не как чужой мужчина. А вскоре он написал заявление об отпуске за свой счёт, датировав его тем же днём, когда ушёл от жены.

– Вы бы поискали его среди подруг, – посоветовал Тамаре лейтенант полиции через три недели после этого.

– Среди чьих подруг? – уточнила оставленная и безутешная супруга.

– Среди своих, конечно же. Вон какая у него улыбка! – ткнул мужчина в зубы фотографии в деле о пропавшем. Тамара вздохнула. Ей ли было не знать про белизну оскала любимого? Со школьной поры она каждое утро истязала зубную щётку и до завтрака, и, особенно, после него. Повсюду таскала с собой «Жемчуг» в коробочке из-под пудры, отбеливая эмаль зубов на каждой перемене. Первая из класса уломала мать поставить железные проволоки для выпрямления прикуса. Терпела по ночам тугую резинку аппарата, что не вытянул её недоразвитую челюсть, как обещали ортопеды, зато был был причиной гнойных ангин. Уже став моделью, часами училась улыбаться, но так и не смогла создать своим ангельским ртом конкуренцию пасти Костякова, чья кривая ухмылка даже спросонья или с бодуна выходила лучезарнее.

Вернувшись из полиции, Тамара заварила себе травяного чаю и стала размышлять. Её первые подозрения падали на Жанну.

Мать Жанны всю жизнь любила своего непутёвого мужа. Отец у девочки был приходящий. Так бывает. когда женщина, с которой мужчина решает связать жизнь, сразу прощает ему всё. Зная, что жена и дочь его не предадут, отец Глинкин жил вне семьи не с одной женщиной, а когда возвращался домой, то часто уходил в долгие запои, материл баб, обвиняя их в том, в чём был порочен сам. Однако хозяином в доме он был бесспорным. Речь шла не только о том, за кем всегда было последнее слово: при отце разговоры матери и дочери ограничивались фразами «иди поешь» и «уроки сделаны». Отец Жанны был хорошим плотником, плиточником, маляром, сантехником, столяром, механиком, садовником, закупщиком, оценщиком и ещё много кем, что играло важную роль для существования, а в семье было так и вовсе необходимо. Баб своих он любил и желал им только хорошего. Дочь, наряду мату, он научил многим житейским мелочам и премудростям. Следуя примеру отца приспосабливаться как удобно, Жанна выросла смышлёной, хитрой, с практичным подходом к любому делу и человеку. Внешне девушка походила на строгую птицу без клюва и крыльев, но с хищным взглядом. Большие глаза с широкими верхними веками, словно хватали того, на кого Жанна смотрела. Людей она делила на нужных мужчин и ненужных женщин. Первых у Глинкиной было великое множество, вторых – вся женская половина человечества за исключением трёх подруг – Марины Стасовой, той самой Малины Вареньевны, как назвала её девочка, увидев первый раз и как звала до сих пор, Дины Власовой и Тамары Луковой. Ольгу Костякову, одноклассницу и однопартницу на протяжении всех десяти лет школьной жизни, Жанна считала за младшую сестру.

Три брака Глинкиной уместились в довольно короткий промежуток времени. Первый муж, твёрдой своей волей, лишил её детородности. Второй навсегда убил веру в то, что жить за мужем можно, лишь любя его. Третий был всем неплох, но быстро надоел. Повторять ошибок матери Жанна не собиралась. И особенно после того, как неделю спустя после похорон супруги отец привёл в дом другую женщину. Мама Жанны сгорела за четыре месяца от той самой болезни, что так пока и не излечивается, оставив двадцатишестилетнюю дочь с убеждением в том, что бабий век не только короток, но ещё и глуп. На сорок первый день, заверенная церковным батюшкой, что мамочка уже в раю, дочь её впервые согрешила, отдавшись мужчине не по любви, а за деньги. И с той поры вот уже двенадцать лет как продолжала совмещать приятное с полезным, отдавая предпочтение второму и из него же извлекая первое.