Света Великанова - Касаться и лететь

– Вообще-то у нас двадцать детей. Но сегодня только шесть – остальные болеют.

– Она у меня просится на горшок.

– Не имеет значения. У нас никто не просится.

В переговорной кабине междугороднего телефона я умоляла маму взять дочь на полтора месяца. А там я что-нибудь придумаю. Мама забрала внучку после двухмесячного петербургского заточения в яблочный белгородский край.

На моих руках хватит пальцев, чтобы перечислить, сколько раз за свою жизнь я обращалась за помощью к Богу. Доведенная до полного отчаяния, в ту ночь я просила сил не для себя, а чтобы хватило их вырастить дочку. Окончить институт, получить работу и обеспечить ребенка. Обессиленная за ночь, утром я зашла к Мастеру на индивидуальные занятия по режиссуре. С порога сообщила, что институт я оставляю, так как совместить роли матери и студентки не представляю возможным. Валентин Михайлович Ковалевский, ленинградец, сын русского офицера, человек глубокой порядочности. Он был женат на красавице-актрисе старше его по возрасту. Роскошная блондинка с фиалковыми глазами была капризной и манерной от уверенности в безграничной любви своего мужа. Детей у них не было. В то утро Валентин Михайлович нашел для меня особые слова. Они потом не один раз спасали меня.

– Ты – русский человек. А русские люди всегда помогут друг другу. Иди, устраивай свои дела. Я добьюсь для тебя любого расписания. Разрешения на кафедре ставить преддипломный спектакль в твоем городе, чтобы ты смогла быть с дочерью.

Он действительно сделал для меня все, что обещал. С этого момента я всегда чувствовала его отцовскую заботу, которой мне так не хватало после гибели папы. Я вытащила себя ноябрьским полуднем из учебного корпуса и начала медленное движение от Исаакиевской площади к площади Мира. А там неохотно втиснулась в вагон метро. Мне хотелось никогда не добраться до дверей своей комнаты, и я прилагала все усилия, чтобы преодолевать это расстояние как можно дольше. Вахтерша, которую мы называли «Ягодкой» за вредность, окликнула меня. Оглядывая с придирчивой ненавистью, она сообщила, что гость, ожидающий в комнате, должен покинуть общежитие до 22:00.

– У меня гость?

– Да. Вот паспорт.

Я смотрела на фотографию, на фамилию, и сознание отказывалось принять то, что я видела. На меня смотрел Ты! Это был день, с которого я начала верить в чудеса. 10 ноября 1986 года. Ты ждал моего прихода несколько часов. Бесконечно пил и пил чай с Надей и Зоей, которые сильно переживали за меня и оттого очень тебя не любили. И я отчетливо помню, как влетела в комнату, и твой взгляд, и потом каждую секунду из двадцати одного дня, которые ты провел со мной в тот приезд. Мне было жаль тратить время не только на сон и еду, но даже на дыхание, так как оно отвлекало меня от тебя. Я впитывала близость с тобой каждой клеточкой, понимая, что моя просьба была услышана, и мне дано это время в виде исключения, чтобы напитаться силой на целую жизнь без тебя, которая ждала меня впереди. В день твоего отъезда горький комок в моем горле никак не сглатывался. Я не могла говорить и старалась не разреветься. Когда до выхода в аэропорт остался час – ты взорвался.

– Я никуда не поеду. Кто меня там ждет? У меня там кроме халата нет ничего. Я останусь с тобой и буду счастлив. Я буду жить за этим шкафом. Буду работать официантом, проституткам в барах водку подносить. Но я буду с тобой. Я хочу остаться.

Ты смотрел на меня. Я молчала. Внутри меня были острые ледяные иглы, которые нанизывали все мои внутренности, вызывая жгучую боль. Хотела ли я чего-нибудь больше, чем быть с тобою рядом? Чего мне стоило в тот момент не шагнуть к тебе, не обнять тебя, не попытаться стать счастливой. Ты ждал моего ответа. Напротив меня стояла твоя маленькая дочь. Я боялась смотреть ей в глаза. За ней стояли твоя старшая и приемная дочки, за ними жены… Они все имели право на твое возвращение. У меня этого права никогда не было. Моя судьба с циничной улыбкой вытянулась у тебя за спиной, не сомневаясь в том, что произойдет в следующую минуту. Из резинового рта я с трудом выдавила:

– Нам пора в аэропорт.

Ты лег в одежде на кровать и стал рассматривать потолок. Не отрывая застывшего взгляда от лампочки, ты невыразительно сказал:

– Ты не провожай меня до аэропорта. Давай здесь простимся.

Сразу после этих слов ты взял вещи и молча вышел из комнаты. Меня с закушенной подушкой в зубах через какое-то время найдет Зоя. И закричит:

– Что же ты с собой делаешь?

Спустя много лет после нашей встречи я наконец-то спрошу тебя:

– А как ты ко мне относишься?

– Как к своему детству, Маша.

Переболев болезнями ненависти, эгоизма, разочарования, я научилась видеть в своей судьбе лишь счастливые мгновения становления и взросления. Встретившись с тобой, я взлетела на невиданную высоту. Падение было болезненным. Но лишь благодаря ему я научилась жить, ничего не боясь. Падая – вставать. Зная, что такое счастье, на меньшее уже не соглашалась, поэтому и хватило сил выстроить дорогу в небо, научиться летать, наполняя светом встречи с тобой каждый прожитый день. Касаться и лететь! Из картонных билетов на поезд в Москву и на самолет в твой город я выстроила игрушечный многоэтажный домик, где поселилась моя надежда. Я жила от встречи к встрече, обесценивая время между ними. Четыре года я ездила и летала, чтобы провести с тобой несколько мгновений, день, два. Моя наивная школьная вера в то, что два путника, выйдя из пункта А и В, встретятся обязательно, – со временем растаяла в море реальности. Пришло понимание того, что две судьбы, стремительно развиваясь во времени, не обязательно должны пересечься. Я пыталась найти логичный ответ на вопрос, почему же я выбрала именно тебя. Ответа не было. Никто в этой жизни не делал меня настолько счастливой и настолько несчастной, причем без всякого труда и за считанные мгновения… Я отказываюсь определять, чего же было больше. Острота чувств очень часто набирала несовместимые с жизнью высоты.

27 декабря 1986 года

Из твоего письма.

«…там за шкафом живет сверчок – не сверчок, а такое умное существо, которое умеет очень сильно любить. Но если „оно“ и дальше так будет любить (а следовательно, умнеть: примечание автора для молодой матери, стремящейся остаться в девках), то скоро и этот недостаток превратится в слона и с криком: ” Довольно плодить несчастное население несчастной планеты», – пристроится в хвост пролетающей мимо кометы 98321484 и, пользуясь разряженной атмосферой, уйдет за горизонт в поисках иной, более человечной морали…

Когда я шел по кромке Дворцового моста, накалывая на шпиль Адмиралтейства и Петропавловской Крепости поочередно свой жадный и жирный глаз, я мечтал. В мечтах моих я видел людей в черном и белом, кое-кого в метро. Но все-все, даже те, кто в метро, были в ужасе от того, что умрут и не узнают того чувства, которое испытываю я, общаясь с тобой (пожалуй, сильнее я сказать не могу, поэтому заканчиваю на данную тему)…