Света Великанова - Касаться и лететь

Все, что наполняло меня в Ленинграде, выброшено на городскую помойку, и даже вороны этого не жрут. А кругом уже почти Новый год! У нас мороз —38С. Скорей бы Новый год. Сидеть у телевизора (ноги в тепле) и пить вино. И сам черт не узнает, о чем я буду думать. А я буду думать! А я буду думать! А я буду думать о тебе… имеется в виду, о нас и об этом, ну… помнишь… от чего это… ну, там – за шкафом…»

Справляя в одиночестве приход 1988 года, я даю себе обещание начать новую счастливую жизнь, где не будет тебя. Через пять недель, не выдержав испытания новым счастьем, я набираю твой номер телефона. В трубке тихий голос:

– Ну, куда ты пропала. Я чуть без тебя не умер. Ехал в поезде и подумал, что больше тебя не услышу. У меня заболело сердце, и я чуть не умер.

20 марта 1987 года

Я прилетела к тебе на премьеру. «Сорок первый». Дом Актера. Первый серьезный спектакль в твоей творческой биографии. Счастливое лицо твоей жены. Рядом значимая теща, две твои дочки с трогательными бантами. Актриса играет, не щадя себя. Нутром чувствую, что она влюблена в тебя по уши, но безответно… Герой не дотягивает. Это старт. Успех придет позже.

– Куда ты делась после спектакля? Я все оббегал. Не для того же ты прилетела, чтобы не прийти на мою премьеру.

– Я вышла из зала первой. Зачем мне было оставаться?

– Но хотя бы в глаза мы могли взглянуть друг другу?

– На тебя было больно смотреть. Ты ликовал от радости. Я почувствовала себя инородной. Бессмысленной. Ты в кольце своих близких и успеха.

– Маша, а я могу быть счастлив без тебя?..

– Я знаю, что ты отмечал премьеру у себя дома. Мне хотелось зайти в подъезд и выброситься из окна…

– Тогда вообще ничего не надо!!! Если это так, то ничего не нужно. Все. Мы заканчиваем на этом. Достаточно!!!

На следующий день мы прощались в ресторане. Ты с аппетитом съел свою порцию говядины с черносливом. Потом, заметив, что я, как обычно, не притрагиваюсь к еде, умял и мою. Утром я улетала и поэтому ждала каких-то слов, которых быть не могло. Ты увлеченно читал мне фрагменты из сказки Леонида Филатова «Про Федота-стрельца», вкушая удовольствие от понравившихся строчек. Тебя огорчало, что я не разделяю твоей литературной влюбленности. У меня появилось в тот момент чувство, что ты пережидаешь мое присутствие. Мужество изменило мне, и захотелось уйти из иллюзорной жизни в реальность. А на прощание услышать от тебя теплые слова, которые бы грели мою память. В пустом ресторане ты талантливо и вкусно читал стихи Филатова.

Поздно ночью ты ушел от меня. И тут накатило грязное, жадное, мелкое и истеричное, затмившее прошлое, настоящее и будущее. Остались только ярость и желание все уничтожить между нами. Прошедшие три года казались ошибкой идиотки, и возможность обрубить все – единственным спасением. В считанные минуты я оказалась у твоего дома. В светящемся кухонном окне мелькала голова твоей жены, обмотанная полотенцем. Я шагнула без колебания в темноту подъезда.

Ты не знаешь, кто в эту ночь выстелил ступеньки льдом? Я знаю. Не почувствовав боли от падения, я быстро поднялась. Мое длинное белое пальто было залито кровью. Сердобольный частник, не пожалев салона машины, довез меня обратно. Выслушав мой нехитрый рассказ с сочувствием, он категорически отказался взять деньги. За эти годы шрам на подбородке стал едва заметен, но предостережение осталось навсегда.

Апрель 1987

Три дня в Москве пролетели незаметно. Мы попрощались на мартовском Арбате, переполненном солнцем, счастливым ритмом и молодостью. Но через час ты врываешься в комнату. Желая проводить мой поезд, ты сбежал с занятий.

– Машка, иди сюда. Перестань собирать вещи. Сядь ко мне на колени и слушай. Я должен сказать тебе самое важное. Я тебя люблю. Не суетись больше. Я тебя люблю.

Май 1987

Мы стоим на раскаленном солнцем Калининском проспекте.

– Маша. Уезжай и не возвращайся. Мне это не нужно. Неинтересно.

– Я всегда буду любить тебя и через пять, десять и пятнадцать лет.

– Мне это не нужно. Ни сегодня! Ни через пять и пятнадцать лет.

Хорошенькая брюнетка роет землю в нетерпении, ты быстро уходишь к ней, не оглядываясь. Ко мне подходит попрощаться Гребенкин.

– Саша, ты прости, ради бога, все это на твоих глазах.

– Большая любовь рождает большое уважение, запомни это, дорогая. Береги себя.

Июнь 1987

Меня вызывают из аудитории, где вся группа стоит перед сдачей экзамена. На лестнице – ты.

– Умеешь прожить паузу. Хорошая актерская реакция. Не притворяйся, что не знала, что я в Ленинграде.

– Я не знала.

– Не верю.

– Я стараюсь не общаться с теми, кто мог бы мне сказать о том, что ты приехал. Давно в Питере?

– Три дня.

– Три дня, и ты смог ко мне не зайти?

– Как видишь, не смог. Я ждал, что ты сама появишься. Пойдем отсюда.

– У меня экзамен.

– Пойдем. Сдашь в другой раз.

Я никогда не знала, какое развитие наши отношения получат в следующий раз, поэтому всегда мысленно прощалась с тобой навсегда. Резко разворачивалась посредине дороги, стараясь не вцепиться в тебя, отрывая все пуговицы, и уходила, не сказав не единого слова. Я всегда улетала из твоего города навсегда, навсегда ругалась, навсегда оставалась. Сжатость во времени не позволяла спутать мнимое с подлинным, временное с вечностью. Сколько раз за эти годы я как-то выстраивала подобие отношений с другими, училась улыбаться кому-то другому, и вдруг открывалась дверь. Рядом с тобой рассыпались в песок все планы. Того, кто казался близким вчера, я с трудом узнавала на улице. Хорошо зная, что такое боль, я пыталась облегчить чужую, и тем самым еще больше усугубляла ее. Но любому терпению приходит конец, и все приходит в свое время.

29 сентября 1987 года

Подчиняясь гипертрофированному чувству долга Риммы, я притащилась на концерт рок-группы «Авиа». Моей мечте добраться в общежитие до одиннадцати часов – пока не отключат душ – не дано было опять сбыться только благодаря тому, что у моей подруги была совесть. Римма пыталась пробудить и у меня это крепко заснувшее по отношению к учебе чувство. Не щадя мрачных красок, она старательно рисовала картину завтрашнего заседания рок-клуба, где мы должны были обсуждать выступление и этого ростка рок-культуры Ленинграда. Напоминала мне, что именно я председатель студенческого рок-клуба института. Благодаря многолетней практике обладателя «входных» по студенческому билету во все театры города, я, в состоянии глубокого раздражения войдя в концертный зал, безошибочно вычислила два свободных места в четвертом ряду. Абсолютно уверенная в ответе, я дежурно спросила у сидящего с краю упакованного в кожу молодого человека:

– Эти места свободны?

– Да.

Молодой человек ответил растерянно, и нам стало понятно, что он-то ходит в концерт исключительно по купленным билетам с местами. Сразу же после получения ответа мы комфортно разместились в креслах, достали блокноты, сделали наброски по сценографии, чем вызвали еще большее удивление соседа. На этом испытание для него не закончилось. Римма решила заодно провести «социальный опрос» населения во время шоу и стала приставать к нему с вопросами. Я пыталась одернуть подругу, заранее зная, что мои попытки ни к чему не приведут. Молодой человек оказался еще и хорошо воспитан. После финальных непродолжительных аплодисментов он задал вопрос интеллигента – не проводить ли нас. Настал момент моего ликования: я могла хоть чем-то насолить Римме за потраченное впустую время. Поэтому неожиданно для них двоих я открыла рот и сказала единственное слово за весь вечер: