Евгения Ляпота - Жизнь, полная одуванчиков

После того, как я стала прислуживать маленькой госпоже, которую мило звали Тини, и этим вся милость ограничивалась – моя жизнь полностью поменялась. Даже не знаю в лучшую или в худшую сторону, с одной стороны я стала больше видеть, знать и слышать, но с другой стороны это общество сопливой мелкой стервозины было для меня ужасно тяжёлым испытанием. Она часто психовала, швыряла предметы, вообще её характер был намного ужаснее ее внешности. Я никак не понимала, как от такого красивого цветка, как большая госпожа, могло родиться столь несовершенное создание. И казалось, что Таурин нисколечко не опечалена этим фактом, напротив, ей даже нравилось, что ее дочь так выглядит и у нее вообще было особое предпочтение видеть вокруг себя некрасивых девушек, женщин. Я долго этого не понимала, ведь она была из тех людей, которые любят все красивое, но на людей это не распространялось во всяком случае на особей женского пола.

Таурин очень заботил ее внешний вид, и она не терпела, чтобы кто-либо был красивее ее. Такова была разгадка. Но как же быть с дочерью, тут я не понимала. Она же могла отдать на поглощение кого угодно, и мелкая госпожа расцвела бы, но Таурин утверждала, что у нее якобы редкая болезнь, при котором господ не может слиться с энергией пятинца, мне почему-то казалось, что она сама это придумала, чтобы Тини не просила поглощения. Но то, что Таурин не любила красивых женщин в своем окружении- это очевидно. Она так тряслась за свою уникальную красоту, что не терпела кого-либо красивого рядом, но это относилось лишь к женскому полу. Мужчин напротив – она любила, особенно ловить их похотливые взгляды и лестные слова. Она становилась ещё краше и коварнее, голос мурчал, а глаза горели. Мне иногда даже казалось, что она также как в сказке смотрится в зеркальце и спрашивает, «я ль на свете всех милее…»

Что касаемо моего прислуживания Тини, я должна была каждое утро вставать в 6 утра, чтобы успеть собраться и дойти до комнаты Госпожи. Она перед моим приходом завтракала, а затем я помогала ей одеться для прогулки. Скажу вам – это были самые жуткие моменты, потому как мне приходилось притрагиваться к ней, а она вызывала у меня лишь рвотные рефлексы и, хотя ее одежда была много лучше моей, это не делало ее краше. Но я не столько противилась ее внешности, ведь человек не может выбрать каким ему родиться и уж не мне об этом судить, сколько ее характеру – он был отвратительнее некуда.

В процессе того, как я помогала ей одеваться, она швыряла одежду, ведь ей постоянно что-то не нравилось, она кричала на меня, что вечно подаю ей не то, одеваю не так, тут ей жмёт, там чешется, а там вообще кто-то есть и кусает ее. И вот так подбирая гардероб, мы изрядно обе вспотеем и после очередной череды криков, оров, она заявляет, чтобы я одела ее в то, что было первый раз на ней. Затем уже мы выходим в коридор и идём в сад. Надо сказать, очень сложно было держать себя в руках и вести себя почтительно с этой особой, но пока я справлялась. Госпожа хоть и не заботилась о внешнем виде своей дочери, но вот здоровье ее очень беспокоило и она, действительно, любила это бледное создание настолько, насколько была способна, но эта любовь была нестандартной в вашем понимании читатель, да на тот момент у нас и не было нормальной стандартной любви.

Все мои усилия компенсировались, когда мы выходили в сад. Я никогда не видела такой красоты, тот сад, что наблюдала из зоны пятинцев, это ничто по сравнению с тем садом, что был у господ и для господ. У них был свой отдельный, настоящий, с буйством красок. Здесь были, наверное, все цветы, которые были описаны в энциклопедии, даже краснокнижные растения.

Запах опьянял, мне хотелось подбежать и понюхать розы, попробовать на вкус виноград, его большие грозди со спелыми ягодами, так и манили, мне хотелось подойти к жасмину и погладить его листья. Мне хотелось все то, чего я раньше не делала, хотелось вдыхать ароматы, которые до этого не знала, смотреть и изучать, но с плаксой рядом со мной, это было невозможно, но хотя бы наслаждаться атмосферой, никто не мог мне запретить.

Мы гуляли с ней по саду, она ходила и срывала цветы, бросала их и топтала, роптая, что они слишком красивые. Тини избавлялась от цветов также, как Таурин от красивых женщин. Я спросила у нее зачем же она это делает, на что получила тычок в бок, а затем ее противный истерический голос заявил, потому что она хозяйка и мне и этим цветкам, она захотела это сделать и будет это делать, а если я буду возмущаться, то она заставит меня лечь на землю и будет топтать меня. Я, естественно, замолчала, мне не хотелось злить ее, потому что это было бы, действительно, очень унизительно, и я живо себе представила, как Таурин хлопала бы в ладоши и смеялась своим чарующим смехом при рассказе о таком. Ей нравилось унижать меня.

Когда Тини пошла дальше, я собрала быстро головки цветов, это были ярко оранжевые бархатцы и спрятала, что смогла, себе в карман штанин, последнее время меня заставляли одеваться в обтягивающие черные штаны и белую майку, так я действительно выглядела словно шпала, окрашенная как пешеходный переход, белое и чёрное, худое и длинное. Меня старались одеть как можно более комично, я стеснялась откровенно своей внешности, своего роста и худобы (кормили меня достаточно для того, чтобы жить, но мало для того чтобы набрать нужный вес). Я кривилась своего лица, мне казалось, что оно слишком вытянутое, а мои щеки наоборот слишком пухлые для моего строения тела. И нос мне казался слишком длинным и глаза слишком глубоко посаженными. Но всё-таки я была девушкой, настоящей девушкой и мне хотелось выглядеть красиво, опрятно и ухоженно, но вместо этого была дурнушкой, но зато хотя бы чисто одетой.

После прогулки у Тини начинались занятия. Ох, как мне нравилось присутствовать на них, я не думала, что это так увлекательно и так познавательно, когда об этом мне рассказывала Тини, я сразу представляла то, как учились мы пятинцы, но это было совершенно иное. Тини же ничего не понимала, что ей преподавали. Она пыхтела, напрягала свой мозг, но это не помогало, поэтому маленькая госпожа злилась и кричала, что ее преподаватели тупые и не умеют преподавать. Как я узнала позже, педагогов очень тщательно отбирали, но и это ей не помогло.

Когда я присутствовала вместе с ней на уроке биологии и там был раздел о строение человека, то узнала очень много нового, нам в школе пятинцев рассказывали о том, что существа делятся на насекомых, животных и человека. Но человек делится ещё на два класса, это класс пятинцев и господ. На вершине эволюции стоят господы, а пятинцы делят свое место вместе с животными. Строение пятинца очень похоже на строение обезьян, их мозг устроен также примитивно. Они, как и приматы, выполняют следом за господами лишь те действия, которым они обучены, и которые видят перед собой. Они не способны мыслить самостоятельно, следовательно, господы должны заботиться о них и направлять. Господы – это вершина всей эволюции. Это люди, которые смогли раскрыть возможности своего мозга на сто процентов, вместо тех одиннадцати, о которых ранее говорили учёные. И все в этом духе. Но Тини преподавали другое, а она на таком интересном засыпала. Тоже самое происходило и на уроке математики. И когда маленькая госпожа уснула, педагог стал внимательно смотреть на меня, а потом тихонько спросил.