Яков Логвинович - Клятва пацана. Рассказы

– Да, Витюшка, не пощадила тебя жизнь…

Шурец – которого она тоже щадила не сильно – был стопроцентно прав.

Мы не коньяки, чтобы с годами становиться лучше.

Жизнь щадит лишь тех, кто не живет, а существует.)

Из одного Яши нынешнего можно сделать двух Яш прежних, но тем не менее он ни капельки не изменился.

Усы остались на месте, глаза сделались еще глубже, вот только улыбка погрустнела.

(Как и положено умному человеку, с годами понимающему априорную печаль бытия.)

Радость общения превзошла ожидания.

Впрочем, ничего странного в том нет. Все 43 года, прошедшие со дня знакомства, мы с Яшей никогда не забывали друг о друге.

И вот теперь я наконец узнал о старом сокурснике все, чтобы пунктирно обозначить его жизнь.

Отношения Якова Логвиновича с математикой искренни и серьезны.

Если меня толкала мама, имев матмеховскую базу, то Яша избрал свой путь самостоятельно.

Мальчик из белорусского села Дивин (лежащего в 100 км от польской границы и в 10 от украинской) осознанно нацелился на математику.

Учился в Заочной математической школе при ЛГУ.

Был не только математиком и шахматистом, но и отличником, получил золотую медаль.

Яша имел все возможности поступить на матмех без усилий, письменную работу он бы влёгкую написал на « отлично », но судьба решила его испытать.

Я уже не помню, почему, но ему требовался вызов из ЛГУ, подтверждающий включение в состав абитуриентов.

Вызов Яша запросил, но на руки не получил: то ли замешкались в приемной комиссии, то ли не сработала почта. Выждав до последнего, мой друг отправился в Ленинград наудачу, где судьба продолжала испытания: он опоздал на первый экзамен, который во всех ВУЗах СССР проходил в один день.

Это могло означать крах всего.

К чести администрации, документы у Яши приняли и к экзаменам его допустили (кажется, в те времена имелись какие-то официальные лазейки для попавших в форс-мажорные обстоятельства). Но « пятерку » за работу не поставили, к чему-то придравшись.

Не сомневаюсь, что Яша решил задачи лучше, чем их составители. Скорее всего, предметная комиссия матмеха решила избежать процессуальных разборок с медалистом, который, с одной стороны, подпадал под « систему одного экзамена », но, с другой – не по своей вине нарушил сроки.

(Для несведущих поясню.

В мои времена золотой медалист, сдавший первый экзамен на « 5 », в любом институте освобождался от дальнейших испытаний и зачислялся вне конкурса.

Во времена юности моей мамы – когда медали выдавались более строго – принимали вообще куда угодно без экзаменов.

В позднейшие времена медали рассыпались, как « железные кресты » над Сталинградом, и « системы » на какое-то время отменили.)

Подготовка Яшина оказалась столь высокой, что он без осложнений сдал все экзамены (2 математики и физику, написал сочинение) и прошел по конкурсу, опередив в списке иных « лауреатов ».

Яков Логвинович самостоятельно вышел на рубеж, откуда начинается взлет на высшие эшелоны науки.

Рожденный быть писателем, я обладаю избирательной памятью на отдельные моменты жизни, которые кажутся важными.

(Например, пиша мемуар о сокурснике Александре Кулике, обнаружил, что помню слова его будущей жены Ларисы Мелиховой, сказанные в сентябре 1976.)

Обладая чертами шахматиста, для которого память тоже служит одним из важнейших инструментов, Яша тоже помнит многое, бывшее общим для нас в те годы.

Но видим мы одно и то же по-разному.

Точнее, он видит все шире, чем я.

Мы переписываемся интенсивно, делимся воспоминаниями о событиях и людях, в них участвовавших.

Но если для меня память о матмехе – сборник не всегда веселых анекдотов (о том, какой конспект потерял тот или иной сокурсник или насколько пьяным явился на экзамен тот или иной преподаватель), то Яша, не упуская таких деталей, еще и вспоминает о математических качествах.

Для меня математика – случайность, для Яши – сфера интересов.

Сам матмех факультет предназначен именно для таких людей, как он.

Во времена молодости я не знал слово « перфекционист ».

Но человек совершенный вызывал восхищение всегда.

Вспоминается лето 1980 года, когда наш курс проходил военные сборы.

Сама армия видится мне абсолютным злом. Военная кафедра была бессмысленным пожирателем времени и стрессом, какого на самом деле не имелось. Майоры давили угрозой испортить балл диплома, хотя « спецподготовка » – секрет Полишинеля – не входила в зачетные ведомости.

(В те времена мы не задумывались сверх положенного.

Сегодня, включив статистику, я прихожу к выводу, что при одном дне в неделю в течение трех курсов, с учетом сессий и каникул, эта подготовка вычеркнула из нашей студенческой жизни три месяца.

Целую весну, лето или осень превратила в холодную военную зиму.)

Но тем не менее мы вынуждены были соблюдать правила игры, подчиняться законам, не нами установленными.

На сборах многие проявили свое истинное лицо, отдельные моменты остались в памяти на всю жизнь.

Вижу все, как было тогда.

ВЧ с 5-значным номером километрах в 20 юго-западнее Луги.

Летний день, раскаленный плац.

4 взвода – 100 с лишним будущих математиков, одетых в зеленое « ХБ ».

Мерный голос из репродуктора, висящего на столбе между штабом и клубом:

– Вчера в Москве на открытии…

(или закрытии, мне это всегда было по псу)

– …Олимпиады-80 выступил генеральный секретарь ЦК КПСС, председатель президиума Верховного Совета СССР…

Диктор делает многозначительную паузу и продолжает прочувствованно, через точку:

– Леонид. Ильич. Брежнев. В своей речи…

Что именно сказал генсек в своей речи, мы не слышим, все перекрывает рев ротного старшины:

– Сержант Улин, ты чего козыряешь, как Ленин, когда даже до Брежнева еще не дорос?

Я не спорю. Радуюсь тому, что прапорщик не прибавил к моей фамилии 4 буквы: 3 согласных и 1 гласную – превращая ее в нецензурную.

– Курсант Б.! Что у тебя на голове?! *** или пилотка?

Гриша Б. – классический интеллигент, « го » -шник и пианист, краснеющий от матерных слов, пытается поправить армейский головной убор, но получается только хуже.

– Курсант П.! У тебя что – как в сказке: « Дерни, девочка, за веревочку – дверь и откроется»?!

Ваня П. – ныне член-корреспондент РАН – который хлопал ушам при раздаче обмундирования, остался без брезентового ремня и теперь подвязывает брюки веревочкой, не успевает моргнуть глазом. Старшина делает шаг вперед и с кошачьей ловкостью дергает за конец шпагата, свешивающийся из-под кителя.

С Вани падают штаны.