Яков Логвинович - Клятва пацана. Рассказы

Дизайнер обложки Виктор Улин

Фотограф Виктор Улин

© Яков Логвинович, 2021

© Виктор Улин, дизайн обложки, 2021

© Виктор Улин, фотографии, 2021

ISBN 978-5-0055-2192-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Поступление на матмех ЛГУ лихорадочным летом 1976 года осталось в моей памяти как давно пережитый, но не подлежащий забвению кошмарный сон.

Страшным было прощание со школой, где я служил символом успеха – настоящего и особенно будущего.

Еще более страшным оказалось вхождение в университет.

Я-абитуриент был Чеховской кошкой, которая ела огурцы после того, как ее две недели лупцевали кнутовищем.

Мне чудилось, что жизнь висит на волоске и в любой момент может сорваться в пропасть безысходности. Получив аттестат с золотой медалью, окончив две заочных физматшколы (ЗФТШ при МФТИ и ЗМШ при МГУ), будучи профессионалом в решении конкурсных задач, блестяще написав письменную работу, получив « пятерку » и освобожденный от остальных экзаменов, я не ощущал уверенности ни в чем.

Даже навестив приемную комиссию матмеха (прятавшуюся в мрачных дебрях Петровских « Двенадцати коллегий », где через год гулял Андрей Палыч Бузыкин из « Осеннего марафона ») и найдя под мутным стеклом витрины свою фамилию в списке зачисленных, я не мог сразу успокоиться. Ходил и ходил взад-вперед, ожидая чего-то еще.

И в те нервные минуты ко мне вдруг подошел незнакомый паренек. Худенький, стройный, черноволосый и черноусый, с умным, но добрым взглядом темных глаз.

Мы познакомились, разговорились, поведали друг другу о себе, поделились планами – которые наконец мне показались реальными.

Первый человек, которого я встретил в статусе студента ЛГУ, мне страшно понравился, понравился абсолютно всем.

Умом, который стал ясен с первой секунды.

Тонким юмором, хитроватой лукавинкой в каждом слове.

И мягким выговором, какого я никогда не слышал в Уральских краях.

Потрясло даже то, что парня зовут Яшей.

Имев много приятелей, в 17 лет я знал лишь одного человека по имени Яков.

(Им был мой школьный учитель английского Яков Абрамыч Хвесин.

Высокий и нервный, бивший лодырей по мордасам и предрекавший лично мне плохой конец из-за излишней болтливости.)

Новый друг стал вторым и последним Яковом в моей жизни.

Я узнал, что Яша приехал в Ленинград из Белоруссии.

(Во времена отсутствия хороших географических карт этот факт был аналогичен тому, чтобы оказаться выходцем из Новой Зеландии.

Только спустя десятилетия, после эпохальной игры на « Поле чудес », весь мир узнал, что самогон из его родного села Дивин – лучший в мире.)

А его фамилию – Логвинович – я узнал позже, когда пришел в себя и стал оглядываться на происходящее вокруг.

При описании событий, происходивших сорок лет назад, трудно удержаться от заявлений, что с тем-то имярек мы дружили, и в совместный период были не разлей вода. То есть проводили все время вместе, жили, пили, пели в одной компании, смотрели одинаковые фильмы и гуляли с одними и теми же девчонками… и так далее, кому что придет в голову.

Так принято в мемуарной литературе; без деклараций о дружбе до могильной ограды воспоминания о человеке как бы обесцениваются.

Но, за всю свою жизнь не сказав слова правды по мелочам, врать в крупном я не люблю.

С Яшей Логвиновичем закадычными друзьями мы не были.

Не могли быть по объективным причинам.

Сама учеба есть социальная повинность, она подчиняет общим законам игры и тушует личности. Студенческая жизнь – для одних неповторимая пора радостей, для других короткие передышки между сессиями – идет не в аудиториях.

Быв оба иногородними, вне университета мы не пересекались.

Яша жил в общежитии, я – сначала у друзей-евреев, потом на съемной комнате, найденной через знакомых.

Яша занимался спортом, я увлекся бальными танцами.

Яша играл в шахматы, я играл на гитаре.

Яша был зампредседателя студсовета общежития (управлял 12-ю этажами 3-лучевых коридоров, населенных нецеломудренными оболтусами обоих полов), я стал замсекретаря комитета ВЛКСМ факультета (отвечал за 1750 шпаргонцев, из которых лишь 25% хотели добросовестно учиться).

Список повседневных расхождений можно продолжить, но он ничего не значит.

Первое мужское знакомство в новой жизни подобно первой любви в юношеском возрасте.

Сегодня я осознаю, до какой степени мне повезло.

Личные качества Якова Яковлевича Логвиновича располагают к нему каждого, узнавшего хотя бы мельком.

(Уверен, с этим моим заявлением не станет спорить никто!)

Моя мама, доцент Башкирского государственного университета, в свое время тоже окончила матмех ЛГУ. Ее оценки отличались максимализмом, ей никогда не нравились мои друзья (тем более подруги, не говоря уж о моих женах).

Поступать в университет она меня привезла лично, ходила со мной везде.

Она видела Яшу один раз в жизни – даже не разговаривала с ним, только наблюдала, как мы общаемся у окна, выходившего на страшное, как смертный грех, закопченное здание НИФИ.

Но все пять лет, когда я приезжал в Уфу на каникулы, мама спрашивала:

– А как поживает Яша Логвинович?

Мне кажется, такое отношение лучше многих слов выражает человеческую привлекательность моего первого матмеховского друга.

В этом мемуаре я хочу написать о Якове Яковлевиче Логвиновиче – нарисовать его портрет тому, кто ничего существенного о нем не знает.

Но должен сразу оговориться.

Во времена матмеховского студенчества я знал о Яше только то, что он – отличный парень.

Я виделся с ним в коридорах и перед лекциями, перебрасывался фразами, травил анекдоты (преимущественно неприличные, как и положено 20-летним молодцам…) и радовался легкому общению.

Факты, приведенные тут, я узнал, возобновив общение с Яшей Логвиновичем спустя 38 лет после выпуска.

Почему так получилось?

Отчасти из-за свойств моего характера.

Отучившись пять лет в ЛГУ, я не имел на курсе настоящих друзей. Всерьез дружил только с механиком Андреем Бородиновым, который учился на год позже.

Дело в том, что как математик я был полный нуль, даром что получил « красный » диплом, поступил в аспирантуру и выжал из себя кандидатскую диссертацию раньше всех, опередив прирожденных ученых, каких на нашем курсе хватало. Просто я очень хотел хорошо жить, а звание доцента в ВУЗе советских времен давало пожизненную гарантию обеспеченности.

(О том я подробно написал в книге о своем старшем друге, доценте матмеха Денисе Артемьевиче Владимирове.