Алексей Крестьянинов - Остров

– Почему одиннадцати?

– Столько их было, когда они поднялись на четыре тысячи метров и разбили там первый лагерь. Только это было давно, лет пятьдесят назад! Потом на месте лагеря построили хижину, а сейчас там трехэтажная гостиница, приют альпинистов.

– Ты там была?

– Пока нет, но обязательно побываю. Его ещё в шутку называют «Отель под облаками». Там круглый год зима. Ты смотрел фильм «Вертикаль»?

– Это с Высоцким? Нет, только песни знаю все наизусть.

– Кто их сегодня не знает! Я думала, там покажут приют, не показали, не так-то просто туда добраться, особенно с аппаратурой, всё-таки больше четырёх тысяч метров над уровнем моря.

Мы стояли и любовались нашим советским Монбланом.

– Холодно, надо спускаться, – зябко передёрнув плечами, сказала Юля.

Я обнял её и на этот раз поцеловал.

– У тебя есть девушка? – спросила она.

– Была, но сейчас уже, думаю, нет.

– Куда же она подевалась?

– Никуда, просто разлюбили друг друга.

– Как все просто, оказывается!

– Да нет, не просто. Но всему приходит конец.

– Приходит конец… – задумчиво повторила она. – Как все просто.

– А в жизни всё, в общем-то, просто. Если специально не усложнять.

– Она усложняла?

– Не знаю, может быть, это как раз я усложнял. Просто отношения исчерпали себя, или встретила кого-то другого.

– Исчерпали себя, – опять повторила она вслед за мной. – Что в таком случае ощущает человек? Душевную пустоту?

– А разве с тобой такого не бывало? Я, например, никакой пустоты не почувствовал.

Мы замолчали. Сказать по правде, я ещё никогда не вёл с девушками таких серьезных разговоров. С Зойкой мы были знакомы тысячу лет, и там никаких рассуждений не требовалось, мы понимали друг друга с полуслова. До последнего времени, разумеется, пока с ней не случилось то, что случилось. А вступать с другими девушками в более близкие отношения мне тогда не позволял мой пресловутый внутренний кодекс. Да и не нужен мне был никто, кроме неё! Сейчас все изменилось, и я чувствовал, что Юля постепенно начинает занимать в моей душе, как это цинично не прозвучит, освободившееся после Зойки место. Мы вернулись на станцию, дождались прихода кабинки, доставившей новую порцию отдыхающих, и поехали вниз. На обед мы, конечно же, опоздали.

– Давай смотаемся в город, где-нибудь посидим, перекусим, – предложил я.

В кафе, как и во всех заведениях общепита курортной зоны, было полно народу, но нам повезло, какая-то парочка, закончив трапезу, вышла из-за стола. Мы заняли её место. Напротив сидела мать с маленьким толстым мальчиком. Он все время капризничал, вертел головой, когда она подносила к его рту ложку с едой, словом, всячески выказывал своё возмущение. Наконец, так ударил мать по руке, что каша из ложки забрызгала Юльке платье.

– Знаешь, пойдём отсюда, – сказал я ей, – только настроение всё испортят.

Официант, подошедший принять заказ, оценив ситуацию, предложил:

– Садитесь вон за тот столик, видите – служебный, всё равно он пока пустует.

«Надо же, – подумал я, – и такое бывает, мир не без добрых людей!». Мы пересели. Я помог Юле оттереть с платья кашу.

– Пить что-нибудь будем?

– Это необходимо?

– В общем-то, нет. Но ты ведь завтра уезжаешь, давай выпьем за твои удачно проведенные каникулы. Нет, лучше – за нашу встречу!

– Главное – был бы повод, да?

– А ты считаешь, за это не стоит выпить?

– Не знаю, мы с тобой, между прочим, только три дня, как познакомились.

– Четыре! – уточнил я.

Я заказал бутылку какого-то местного сухого зелья, закуску, салаты. Шашлыка, естественно, в наличии не оказалось, пришлось остановиться на котлетах «по-киевски».

– Как это родители отпустили тебя одну, будь я твоим папой – ни за что бы не отпустил.

– Если бы мой папа был таким, как ты, мы бы с тобой здесь не встретились. Да и не одна я сюда приехала, а с Катей и Машкой, просто им раньше надо было вернуться домой.

– Ну, не здесь, так в институте я бы тебя все равно засек, рано или поздно.

– А если бы это случилось поздно, тогда что?

Я разлил вино по бокалам, и мы выпили по глотку.

– Тогда бы сожалел об этом всю жизнь.

– Всего-то! И не попытался бы отбить меня у кого-то другого?

– Понимаешь, отбить можно только того, кто хочет, чтобы его отбили. Вот если бы ты захотела…

– У-у, да у тебя философия!

– Да, Юленька, именно так! Есть у меня дружок, который считает иначе.

– А мне нравится твоя философия, она оставляет за женщиной право выбора.

– Право выбора всегда остается за женщиной! Это только нам, мужикам, кажется, что все обстоит наоборот. Мы можем, конечно, пыжиться, производить впечатление. Но если женщина потеряет к тебе интерес – пиши пропало! Так что важно не довести дело до этого. Иначе – пеняй на себя.

– Знаешь, есть женщины, даже среди моих подруг, которым нравится, когда подавляют их волю. Я даже думаю, что таких женщин большинство.

– Ты тоже к ним принадлежишь?

Юля задумалась:

– Честно сказать, ещё не знаю, возможно.

– Тогда я тебе сочувствую.

– Почему?

– Видишь ли, им, этим женщинам, нравится вовсе не то, что их подавляют, а что решения за них принимают другие.

По мере того, как бутылка пустела, язык мой развязывался все больше. А Юля почти не пила, так, лишь пригубливала бокал. Мне нравилось, что я говорю столь умные вещи, это должно произвести на девушку впечатление.

Когда мы вышли из кафе, на улице уже смеркалось. Мы медленно брели по аллее и молчали. Навстречу нам шли такие же праздные люди, парами и компаниями, никто никуда не спешил, откуда-то доносилась музыка. Зажглись фонари, вокруг каждого из них бесчисленным роем клубились мошки. В парке под огромным развесистым деревом я хотел было поцеловать Юлю, но она легонько меня отстранила.

– Не надо, давай не будем спешить.

Мне показалось, что она хотела сказать ещё что-то, но передумала. Возле нашего пансионата мы сели на скамеечку.

– Ты знаешь, в школе у меня был мальчик, с которым мы вначале просто дружили, а потом дружба переросла в нечто большее…

Она замолчала, как бы раздумывая, продолжать ли дальше.

– И где он сейчас? – спросил я.

– Его больше нет. Он прыгнул вниз с девятого этажа, когда узнал, что у меня появился другой.

– Неужели не было иного выхода?

– Был, наверное, но, очевидно, не для него. Знаешь, как тяжело сознавать, что ты виновна в смерти кого-то.

– В чем же твоя вина? Что полюбила другого?

– В том, что предала. Помнишь, у Данте – предатели находятся в девятом круге ада, вмерзшие в заледенелое озеро.

«Боже! – подумал я, – и такое творится в голове девочки, которой всего девятнадцать!»

На другой день я поехал провожать Юлию в аэропорт. С самого утра она была грустна и сосредоточена. Большую часть пути мы молчали. Я чувствовал, что она сожалеет о том, что вчера так разоткровенничалась со мной. Мне тоже было неловко, как будто я прикоснулся к чужой тайне, которую мне вовсе не следовало знать. Но что сделано, то сделано, сожалеть об этом бессмысленно.