Алексей Крестьянинов - Остров

Они поженились с Юлией спустя два года, ещё не закончив институт. А после по распределению уехали куда-то на Север, Витька всегда мечтал в первую очередь заработать на машину. Не знаю, но думаю, у него это получилось. Спустя много лет я прочитал в одной из центральных газет шокирующую историю о подростке, который покончил с собой. В советское время такое публиковалось редко – блюли нашу веру в нового человека! Сейчас я уже не помню всех подробностей рассказанной журналистом трагедии, но речь шла об отце мальчика, человеке со стальным характером и непреклонной волей, требовавшего таких же качеств и от собственного сына. Качеств победителя, всегда и во всем! Он ломал парня, что называется, через колено. И в один прекрасный момент мальчишка не выдержал, свел счеты с жизнью.

С тех пор, как я прочитал эту статью, прошел не один год, прежде чем кто-то из бывших моих сокурсников, с которым мы, случайно встретившись, ударились в воспоминания, вдруг сказал:

– А ты не читал, случайно, историю, публиковавшуюся в «Комсомолке» лет этак пять назад, о том, как мальчишка покончил с собой из-за отца? Ну вспомни, тогда о ней говорили все.

– Разумеется, помню. Редкий случай для нашей прессы!

– Так это о нашем Викторе. И о Юле. Это они потеряли сына! Фамилии и имена там, конечно, изменены, но это о них. Такие вот, брат, дела!

Я был ошарашен. До сих пор не знаю, верить ли в то, что услышал? Но если всё это так, как рассказал приятель, то мне до боли сердечной жаль ту девочку с лучистым взглядом тёмно-серых глаз, которая когда-то могла бы стать, но так и не стала моей судьбой.

На улице завывает ветер. Такой осатанелый, пронизывающий ветер бывает только зимой в бескрайних степях, да ещё на таких вот горных равнинах. А в этой конуре, именуемой «помещением дежурного по танковому парку» сравнительно тепло. Маленькая печка-буржуйка накормлена углём и свое дело знает туго – раскалилась докрасна и спасает нас, грешных, от преждевременной смерти. Если бы еще не выдувало тепло из всех щелей, то вообще жизнь была бы что надо!

Двое мальчишек-солдат спят на старых железных койках, с головой укрывшись шинелями и свернувшись калачиком. Но сон у них не крепкий, тревожный: в любую минуту могут поднять. Третий – часовой, ходит вокруг бронемашин и автомобилей, вооруженный увесистой палкой. И я – дежурный по парку, тоже вооружен, только не палкой, а шариковой ручкой. Набросил на плечи шинель и пишу эти строки. Ночь впереди длинная, спать не положено, да и не хочется. Сегодня я в первый раз в настоящем наряде. Имеется в виду – в роли начальника, то есть дежурного по парку. Прослушал вместе с бойцами перед заступлением на дежурство инструктаж капитана Швеца. Заполнил, согласно его разнарядке, путевые листы на машины. Где-то через час после ухода капитана в дежурке раздается телефонный звонок. На проводе начальник штаба нашего учебного центра майор Жихарев. Явно не трезвый.

– Вот что, лейтенант, – не допускающим возражения тоном приказывает майор. – Направь-ка в моё распоряжение ГАЗ-66, сейчас подойдет шофер.

Действительно, в дежурку вваливается воин в грязном бушлате.

– Не имею права, товарищ майор, – отвечаю я в трубку. – Действую в соответствии с инструкцией. На эту машину наряда нет, нет, стало быть, и путевки…

Но разве с начальником штаба поспоришь!

– Поговори у меня! Выполняйте приказ! – Майор переходит на «вы» и вешает трубку.

Я звоню капитану Швецу, дежурному по учебному центру, но его почему-то нет на месте. Бужу одного из бойцов, посылаю разыскать капитана и доложить ему обо всем. Через некоторое время солдат возвращается:

– Товарищ капитан сказали, что делаете все правильно, машину не выпускать. Ни одна не должна выйти из парка без путевого листа.

И тут в дежурку заходит сам майор Жихарев, пьяный, как я и предполагал.

– Мне долго ждать, лейтенант!? Почему не выполняете приказ!?

Снова ссылаюсь на капитана.

– Кто для вас высший начальник, я или капитан Швец! – в ярости кричит начальник штаба.

– Вы, товарищ майор. Но машину без путевого листа и наряда я не выпущу.

Делать нечего и майор ретируется, хлопнув дверью и пообещав напоследок завтра разобраться и со мной, и с капитаном. Через некоторое время солдаты вновь начинают похрапывать. А я, накинув шинель, иду проверить, как там несет службу мой единственный часовой с палкой. Он стоит, укрывшись от ветра за машиной. Не спит. Да и попробуй усни тут, мигом околеешь. На небе блестят, перемигиваясь, холодные звезды. Я говорю бойцу что-то ободряющее, мол, скоро смена, и возвращаюсь в дежурку. Подбрасываю угля в печку и вновь берусь за авторучку.

На следующий день – тишина. Никто из начальства так и не вспомнил о вчерашнем инциденте. Вечером заканчиваю дежурство и возвращаюсь в казарму. Навстречу идет майора Жихарев. Отдаю ему честь. Он, как ни в чем не бывало, в ответ козыряет мне. Надо полагать, конфликт исчерпан и каждый из нас спокойно направляется восвояси.

Наш учебный центр расположен в Араратской долине Армении. Отсюда хорошо видна гора Арарат, она на территории Турции. Другое сакральное для армян место – горный массив Арагац, или как его ещё тут называют Алагёз, также хорошо виден из окон нашей казармы. Этот массив расположен в границах современной Армении, его высота больше четырёх тысяч метров и протянулся он на сорок километров с востока на запад и почти на столько же – с юга на север страны. Армяне и гору Арарат считают своей как бы собственностью, несправедливо отторгнутой османами. Не зря же и на государственном гербе республики красуется изображение Большого и Малого Арарата, и лучшая футбольная команда республики носит имя этого символа всех армян мира.

Учебный центр – это ровная как стол площадка, ограниченная с западной стороны какой-то безымянной горой, с восточной – оросительным каналом, с южной – длинным покосившимся забором, а с северной – не ограниченная вообще ничем. Танковый парк, несколько финских домиков для проживания офицеров, столовая да наши казармы – вот и все постройки, имеющиеся здесь. Если подняться на безымянную горку, видна Араратская долина с её роскошными виноградниками и пустынными предгорьями Алагёза, на одном из которых, словно на картине Мартироса Сарьяна, прилепились два крошечных белых домика. Упоминаю о них только потому, что они играют важную роль в однообразной жизни обитателей учебного центра. Но об этом чуточку позже.

В первые дни нашего пребывания здесь мы нередко отлучались из части и бродили среди виноградников, подъедая оставшиеся после сбора урожая приторно сладкие, чуть увядшие ягоды. Более вкусного винограда мне не приходилось пробовать никогда! Вот почему всюду таким спросом пользуется армянский коньяк! Говорят, даже Черчилль в свое время оценил его по достоинству и получил целый ящик в подарок от Сталина.