Ирина Барабанова - Странная девочка, которая не умела как все

В нашем дворе была традиция: ходить на дни рождения. Неважно сколько лет спиногрызу, – кодекс чести требовал, чтобы стол был накрыт и все его соплеменники накормлены. И они, эти чумазые и вечно голодные, ждали.

Родители «новорожденного» прибегали с работы и судорожно метали на стол все, что находили в холодильнике.

Остальные родители тоже не расслаблялись. Обгоняя трамваи, спешили подготовить своих «поздравляющих».

Мама собирала меня, как полагается. Умыла, коленки пластырем залепила, волосы расчесала, бант посадила, платье надела и что-то там завернула. Подарок. Мне нравились его обертка и ленточка (сняли с куклы, чтобы красивее было).

Шла через двор на день рождения мальчика медленно. На качелях посидела. Кошку погладила. Попела. Постучала.

Мальчика звали Фанис. Еще была Лиля – его сестра. А дверь открыла Роза-апа:

– Заходи, кызым!

Я торжественно вручила подарок красноухому Фанису. Он не знал, что под оберткой, но был доволен.

– А кроме меня никто не пришел? Где все?

Фанис пожал плечами и положил подарок на стул. Роза-апа крикнула, расставляя тарелки:

– А зачем нам все, кызым?! Заходи ты. Все равно снохой нашей будешь.

– Кем? Неее… Может я пока пойду? Потом приду… когда все… не хочу снохой, понимаете…

И, потрясенная грядущим статусом, начала медленно пятиться к двери. Бросилась наутек. Влетела домой. И тут. О, стыд! В руках подарок. Тот, что Фанису. В обертке с ленточкой от куклы. Боже мой! Боже мой!

Когда это я? Что это со мной? О!

А все потому, что ответственная. И варежек никогда не теряла.

Расческа и гигиеническая помада в кармане семиклассницы – это верх неприличия. Смешно? А в середине 80-х – не очень. Мы все ходили в шерстяных платьях коричневого цвета и черных фартуках. Белоснежные гипюровые воротнички пришивались в воскресенье. И обязательно менялись в следующее. Красный пионерский галстук тщательно отглаживался и носился, как крестик на груди у верующего. Никакой косметики. Маникюр – чистые и аккуратно подстриженные ногти. Если «украсть» у мамы три капли волшебного Magie Noire – можно сразу схлопотать гневную запись в дневник, за запах, недостойный пионерки.

Брошки, сережки, а про колечки и бусы даже разговор не ведется, – можно было хранить под подушкой и хвастаться только близкой подруге, которая уже пообещала здоровье мамы и счастливое будущее партии, как залог за свое молчание.

Все было чисто, целомудренно и никаких там этих всяких… Неприступность рабыни Изауры и Зои Космодемьянской на алтарь для подражания.

И вот на фоне этого разнузданного благочестия подходит ко мне одноклассник и предлагает… О, my God! … «ходить».

– Куда ходить?

– Ну…

Он замялся. Не смог ответить. Поэтому стал «ходить» один. Но за мной. Во время уроков сидел в ряду напротив и печально вздыхал. Потом провожал медленно до дому и прятался за каждый угол, когда я нарочно оборачивалась. Это все было волнительно и необычно. Не как в романах. Нет. Без дракона, цветов и подвигов. Но тоже мило. Возможно, это была такая первая любовь – созерцательная. Просто смотреть на свой объект и томиться душой, как картошка в печке.

Или поэтическая. Влюбленный наслаждается и страдает одновременно, но действий не совершает. Такая вот любовная медитация.

Но жизнь непредсказуема. И на любого мечтательного «поэта» всегда найдется активный «бизнесмен». Который точно знает, чего хочет, и имеет на этот случай план.

Такой вот «ловец женских душ» сидел со мной за одной партой. Он не стал вздыхать и пытаться формулировать невнятные предложения.

Сначала купил несколько пачек мятных таблеток и полкило ирисок. За два урока литературы и один по физике мы все это радостно слопали. И даже потом на перемене вместе пошли в столовую за компотом. На другой день он принес коллекцию марок и предложил мне выбрать себе ту, которая больше понравится. И тут тоже все получилось. Счастью моему не было предела. Кульминацией «соблазнения» стала его готовность раскрасить за меня карту по истории и дать списать домашку по геометрии. Не прошло и трех дней, как мое сердце пало к его ногам. Именно он получил почетное право идти рядом и нести мой портфель до дома.

Весна только-только подступала. Солнце сулило много чудесного. Сердце сжималось от чего-то волнующе-неизвестного…

Но в конце месяца его перевели в другую школу. Родители получили новую квартиру, и вопрос решился в два шага. Тогда достала я с полки Шекспира в цветастой обложке и с глубоким осознанием трагичности момента прочитала:

«Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте…»

Я никогда не была модницей. Бабушка говорила, что это неприлично. Главное, чтобы все было чистое и аккуратное. Поэтому я не носила салатовых носков и мне не купили джинсы «мальвинки». Конечно, я страдала, когда все девочки хвастались шапками «петушками» и рассекали в фиолетовых пуховиках. Мне надлежало ходить в пальто «гимназистка». И еще дедушка заказал шапку-корону из белой норки. Оставалось только смириться.

«Самое важное – это вкус, образ, который ты создаешь. Все остальное – кич», – объясняла мне бабушка.

Девочка-подросток верила и даже перешила мамино платье в юбку. А потом придумала себе сарафан из черных ленточек. Но не помогало. Все равно салатовые носки вдохновляли больше. А еще хотелось грызть семки и плевать на тротуар. Тут уже разозлился дед:

– Барышня! Ведите себя пристойно! Если хотите позорить фамилию, то пожалуйста. Но только при условии, что это фамилия Вашего мужа.

Дело было за малым – за мужем. И тогда можно будет носить малиновые носки, пиджаки, платья, и смело «позорить» его фамилию, не оглядываясь по сторонам.

Тонечку родители очень любили. Она родилась во втором браке у папы и в позднем у мамы. Когда ему было сильно ЗА, а ей ПОД сорок.

Жили скромно, тесно, но дружно. Даже счастливо. Несмотря на тещу, холодную воду, туалет на улице и буйных соседей за стенкой.

Тонечку папа приводил в школу за ручку, поправлял бант, помогал снимать гамаши и тяжелые сапоги. Портфель, лыжи и мешок для второй обуви – тоже носил он.

Мы зло подтрунивали над ними. Этот высокий, худой, улыбчивый инженер-очкарик, который с почтением здоровался даже с мрачной техничкой, вызывал всеобщее недоумение. Даже у самой технички. Он вообще нормальный? Чего он хочет? Она – порядочная женщина! Хоть и старая дева, но с достоинством.

Где такое видано, чтобы взрослый мужик садился на корточки перед маленькой девочкой и с умилением чистил ей яблоко? Смотрел на нее с восхищением и (о, ужас!) на остальных детей (то есть на нас) тоже.