Людмила Шаткова - Соня, проснись!

К папе с житейскими вопросами Соня не подходила, ибо на все ее жалобы он отвечал: «Угу». Ответ ее в корне не устраивал. Все же, какие бы гадости ни делала мелкая, Соня все равно ее любила, понимая, что она единственное существо, которое когда-нибудь, возможно, поймет ее. Хотя иногда в сердцах и кричала на всю квартиру: «Ты мне больше не сестра! Ненавижу тебя!»

Все детство Анна изо всех сил оберегала дочек. Не позволяла им делать самостоятельно практически ничего. Постоянно учила и одергивала: «Как ты моешь посуду? Кто так тряпку держит? Не трогай это. Отойди оттуда» и многие-многие «нельзя» и «не так, как надо». Соня рано поняла, что ей не нравится чрезмерная опека. Уже в пять лет стала бунтовать: хотела делать все сама. Строгая мама тут же обижалась и обвиняла свою неразумную дочь в черной неблагодарности, пыталась пристыдить. Когда Соня стала старше, к неблагодарности добавились речи о том, что мама рожала ее в муках, положила свою молодость, красоту, нервы и все зарплаты на детей, и Соня просто обязана склонить голову в почтении за такие подвиги. Только девочка не могла взять в толк: если заводить детей по любви, обожать их сильнее всего в жизни, то почему они должны слушать такие речи и чувствовать себя виноватыми в растраченной жизни родной матери? А если заводить детей без любви, то зачем?

Родители трудились, не забывая подмечать, что работают нехотя на нелюбимой работе ради семьи и детей. Часто говорили, что устали от: детей, друг друга, родственников, низких зарплат, пустых полок в магазинах. Жаловались, но Соня не понимала, зачем все это делать, если они вольны поступать, как им хочется? Взрослые, без надзирательской опеки, но с социальными обязанностями, они устали в первую очередь от самих себя, что Соня чувствовала без слов. Выполняемые обязанности, как выходило из речей мамы и папы, делали их нестерпимо несчастными. Соня чувствовала себя виноватой в том, что они вынуждены проживать свои дни в муках. Но свою жизнь провести собиралась совершенно иначе – в счастье.

Соня понимала, что к своей семье как-то не подходит. Вообще все члены семьи друг к другу не подходят. Например, мама – гречка, папа – рис, мелкая – пшено, а сама Соня – ежевика. Название себе она придумала, когда услышала это смешное, как ей показалось, слово на уроке окружающего мира. У всех членов семьи были определенные названия, понятные даже младенцам, а Соня какая-то ежевика, то есть выделялась из своей семьи сильнее всех.

Школу Соня воспринимала как тренажер. Встала – отучилась – пришла домой. Потому что надо. И так десять лет. Но каждый Сонин день в стенах образовательного учреждения был отмечен чем-то особенным. Изо всех сил всюду искала новое, романтичное, красивое, то, что не относилось бы к серым эмоциям, которые навязывали окружающие. Облака – разные каждое мгновение, и Соня не уставала их разглядывать. Деревья, трава, цветы, камни, словно живые, могли нашептать ей свои истории. Отражения в лужах напоминали иные миры. Каждая секунда Соней была прожита. Ни один миг, вдох-выдох, шаг, взгляд, взмах ресниц – ничего она не упускала. Все мелочи складывались в память, словно в ларец с сокровищами. И именно такие моменты помогали девочке переживать тяжелые дни. Тогда она доставала из своей шкатулочки жемчуг зимы, самоцветы осени и лета и понимала, что жизнь щедро наградила ее, несмотря и на испытания. Эти она складывала в отдельную коробочку, наслаждаясь их наличием, потому что понимала, что именно из происходящих сию секунду событий состоит ее жизнь. И проживать надо все: от горестей, до восторженных моментов, когда перехватывает дыхание и подкашиваются ноги. Нельзя закрывать глаза, забывать, упускать из вида. Самые яркие, но, по обыкновению, иногда не самые добрые, выходящие из ряда вон события, вшиты красными стежками на серой ткани обыденной жизни девочки.

Например, первая классная руководительница, которая вела детей три года, умело распоряжалась прозвищами. Мальчик с врожденным искривлением позвоночника стал Дедом благодаря небольшому горбу на спине (и это в восемь лет). Малыш, который все время перебирал свои тетради и учебники, шуршал ими, складывая аккуратной стопкой, заимел прозвище Крыса. Ученика, который никак не проявлял себя, пока его не спросят, а когда дело доходило до ответа, говорил так тихо, что почти шептал, ожидало стать Тихушником. Тем, кому прозвища учительница придумать не могла, хлесткие, словно пощечины, словечки прилетали по ходу пьесы. «Совсем ума нет?», «Кретины рождаются», «Кучка дебилов» и «Заткнитесь, идиоты» – расхожие фразы, вылетавшие изо рта учительницы, некоторое время будто кружили по классу. Затем, в силу чистых и светлых детских сердец, эти выражения растворялись и забывались, как чайная ложка соли в озере. Однако если такие «ложки» кидать в водоем несколько раз в день, то он однажды лишится всего живого и превратится в мертвый.

Через несколько лет в «пересоленной воде» ложка могла стоять. Оскорбления больше не растворялись, оседая тяжелым грузом в сердцах учеников. Все знали Деда, Тихушника, Крысу и других. Прозвища закрепились на все оставшиеся школьные годы, а некоторые перешли и во взрослую жизнь. А сама Соня ничего не понимала в математике, отчего при ответе у доски, не имея умственных способностей, краснела, бледнела, чуть не падала в обморок. Правильный ответ не соизволял прийти на выручку, как и учительница. Казалось, что они стоят в углу и смеются над Соней вместе с одноклассниками. Из-за этой ее особенности учительница стала звать девочку тупицей. Так оно и повелось. В глаза ребята Соню тупицей не звали, но где-то в подсознании у них засело это прозвище, как и все остальные. Да ей и самой стало казаться, что она тупее других, что благодаря смекалке даже давало право на поблажки: недоделать домашнее задание, «не суметь» ответить у доски, притвориться лишний раз глупенькой и улизнуть от ответственности – в этом она научилась видеть свою выгоду, несмотря на очевидные минусы. Можно было спокойно наблюдать за окружающими, ведь никто не хотел водиться с тупицей, никто не обращал на нее внимания. Тем временем она, подмечая все вокруг, в голове постоянно писала. То стихи, то рассказики, то смешные миниатюры, иногда рождалась музыка, но девочка не знала, как ее перенести в реальность. В Сониных фантазиях всегда было весело, интересно, но одноклассников это совершенно не интересовало. Она могла представить, как под музыку кантри отплясывает старая учительница по немецкому языку, ловко подобрав морщинистыми тощими пальцами длинную плиссированную серую юбку. Мосластые колени никогда не показывались из-под ткани, тонкие старческие ноги были скрыты, но Соня отчетливо представляла цвет колготок, кожи и даже чувствовала запах нафталина. Или как училка по географии неловко снимает вышедшие из моды фиолетовые брюки и остается в одних носках и трусах. Или все Сонины одноклассники разом вставали и, например, голосили, как петухи на заре. Звук был таким четким и громким, что хотелось зажать уши, но девочка наслаждалась. Эти фантазии были своеобразным ответом за неумение объясниться. Своеобразным способом жить и контактировать с миром.