Романов Ник Одинсон - Каникулы в аду

Со стороны эта ситуация выглядела очень забавно, только представьте. Темная и глубокая пещера, в которой вокруг костра, разбросавши свои вещи по полу, сидят: старик, которого я впервые вижу, по крайней мере, в одежде, и девушка, имеющая больше общего с пожилым единорогом, чем с людьми. Обнимая старика и уставившись на меня, сидит однорогая девушка с полуразложившимся лицом. Я – человек, похожий на бывалого головореза, одетый в какие-то лохмотья. И первым двоим от меня что-то нужно, видимо, они считают меня своим другом, возможно даже, очень близким, но я не могу их вспомнить. Мужчина, сидевший против меня, все прекрасно понимал, казалось, мне не обязательно было отвечать, чтоб он узнал все ответы. А эту игру он придумал лишь для того, чтоб прояснить мое сознание.

– Послушай меня, Ник, – не отрывая взгляда, молвил он. – Мое имя Лиздейко, а это Катерина. Мы твои друзья, как ты уже догадался. Втроем мы находимся в этом богами забытом месте уже далеко не первый год, наша дружба прошла множество испытаний, которые, к сожалению, ты пока не можешь вспомнить. Твоя память была временно утеряна, но ты начинаешь приходить в себя. Со временем ты вспомнишь все, но мне не можем так долго ждать. Ты к нам вернулся, и если ты – это еще ты, тогда мы можем завершить начатое, – Лиздейко произносил это спокойным, но повелительным тоном. Казалось, воздух сам наполнял его легкие, чтоб лишний раз не беспокоить старца. А голос был поставлен временем, которое уже не вернуть, за что к нему невольно росло уважение. Я не знал, что мне ответить, новые знания не укладывались у меня в голове. Мне хотелось заплакать и забиться в угол этой пещеры. Мне было страшно. Я наконец стал осознавать серьезность всего происходящего, мне захотелось вернуться домой к маме и папе, захотелось остаться наедине с Леной. Шепотом, дрожащим и отчаянным голосом я произнес: «Видимо, это конец»…

– Нет, – отвечала мне девушка, – это не конец, еще есть надежда. Если ты, испив из реки Леты, смог вернуть себе рассудок, значит надежда еще есть, а твое тело не погибло. Ты можешь выбраться отсюда, ты еще можешь увидеть своих родителей! – она говорила это так, что мое сердце вновь начинало биться. Она указала мне путь, после того как я потерял его. Но чувство, что они копаются в голове, не покидало меня. Уж больно четко они угадывали мои мысли. Я взял себя в руки, поднял голову и посмотрел на старика, как бы ища подтверждения ее слов. Он понял это и согласно кивнул.

– Хорошо, – сказал я, стараясь положить конец этой тоскливой и унылой атмосфере. – Что мне делать?

– Я начинаю узнавать своего друга, – произнес Лиздейко, не скрывая свою радость, но оставаясь в образе расчетливого и мудрого воина. – Ты все узнаешь завтра на рассвете, а пока спи и набирайся сил. Завтрашний день приготовил для тебя много сюрпризов.

Произнеся это, мужчина отодвинул Катю от себя, после чего вытер ее слезы и ушел вглубь пещеры. Его походка была тяжела и медлительна, создавалось впечатление, будто он скользит по воздуху, а голову использует в качестве лезвия для его разрезания. Несмотря на не очень темную атмосферу, освещаемую чем-то вроде лунного света, ему удалось быстро скрыться из виду. Катя, осознав, что осталась со мной наедине, немного засмущалась. Она быстро, но не торопясь, легла на камни, подложив мешок под голову, и отвернулась, укрываясь куском ткани. Я остался один. Было ясно, что сегодня мне не удастся порадоваться крепкому и здоровому сну, поэтому я повторил за девушкой и начал плавное погружение в дебри самого себя.

Я прекрасно понимал, что в запасе имеются несколько часов времени, поэтому решил не торопиться, а спокойно во всем разобраться. Начнем с глобальных вопросов. Это, судя по всему, ад, и он реальный. Попал я сюда, как и все, за грехи. Хорошо, с этим разобрались. Дальше можно догадаться, что я нахожусь здесь продолжительное время, у меня появилось пара друзей, и мы что-то задумали. Хорошо. Если все действительно так, то это что-то поможет мне отсюда выбраться. Но в чем же их выгода, я хочу попасть домой, а чего хотят они? По мере моих дум количество вопросов начало расти. Как мне отсюда выбраться? Что я узнаю завтра? Откуда в аду рассвет? И многое другое. Утомленный последними событиями, я почувствовал, что силы начинают оставлять мой организм, я прижал ноги к груди, приняв позу эмбриона, плотнее укутался и, задавшись последним вопросом на сегодня: «Почему камни, на которых я лежу, теплые?», выключился.

На этот раз мой сон был печален и краток. Мне снилась палата, не чья-то чужая палата, а моя, и спал в ней я. Я стоял напротив своего искалеченного, худого, обмотанного бинтом тела. Ко мне было подключено много всякой аппаратуры, от прозрачного мешочка к моей вене на руке была проведена трубка, по которой стекала прозрачная жидкость. Присоски на моей груди следили за моим сердцебиением, а трубки, торчащие из носа, наполняли мои легкие кислородом. Сильнее всего была обмотана голова, видимо, как всегда, в ней все проблемы. Через несколько мгновений в палату зашли мать с отцом. Они прошли рядом со мной и сели около тела. Я попытался коснуться матери, но рука прошла насквозь. Не желая оставлять попытки, я то и дело пытался поймать ее, стиснуть в своих объятьях. Я был так близко, но в то же время так далеко от нее. Я начал кричать от бессилия! Призывать их заметить меня! Казалось, вся больница должна была встать на уши от такого душераздирающего крика, но не встала.… Все шло своим чередом, птицы все так же пели, солнце светило, а мама взяла мою руку и прижала к своим губам, она тихо, почти беззвучно рыдала, но именно эти слезы были сильнее всех. О любви не кричат – так ведь говорится? О любви молчат, ведь это лишь голос сердца, а не разума, ему не нужны раскаты грома или дуновение ветров, ему нужен лишь покой. Отец сидел рядом и пытался ее успокоить, он говорил, что все будет хорошо, что я поправлюсь, и все будет, как раньше. Казалось, что только эти слова и сдерживали наши мятущиеся души, без них, без веры в них мы бы не справились. Родители не замечали, как позади, стоя на коленях, в слезах я просил у них прощения и умолял, чтоб все это закончилось. Они этого не слышали, но эти слова, как и подобные им, не обязательно слышать, их нужно чувствовать, и они чувствовали. Немного наклонившись над моей головой, мама прошептала: «Ты сильный, ты справишься, я верю в тебя так же сильно, как и люблю». Я слышал каждый звук подобно эху в своей голове, они, тихие и почти безмолвные, были намного громче любых других слов. Поцеловав меня в забинтованный лоб, мама поспешно вышла, не в силах более выносить подобного. Отец пошел следом, стараясь ее успокоить, было видно, как и его душа разлетается на миллион осколков, удерживаясь лишь надеждой, которую он в себе хранил. Он мужчина, поэтому должен быть сильным, должен заботиться о той, которую поклялся любить до самого конца. Я тоже мужчина, и мама, я даю тебе слово, что вернусь к тебе, чего бы мне это ни стоило, через что бы мне ни пришлось пройти, помни, что я вернусь, потому что ты меня ждешь! С этого момента мне есть за что бороться, я смогу, я смогу, я смогу! Чего бы мне это ни стоило.… После этих беззвучных криков все начало размываться, я начал возвращаться к действительности и почувствовал, что просыпаюсь.