Исаак Ландауэр - История другого города

– Мысль позволяю, – экая досадная оплошность власти.

– Представьте указанный проект, но с видом удрученного идеалиста: эффективно, мол, отработано на целевой аудитории, но за державу обидно: Пушкин там, Васнецов и компания. Стратегическая инициатива на случай отсутствия альтернатив.

– Глядишь, и приглянется название.. В гляделки поиграть. Ох и дождешься ты штрафбата, иди прорабатывай героев. И в отдел кадров загляни.

Где улыбчивый офицер в идеально выглаженной форме выдал ему под роспись бумагу о переводе за штат. Погоны и пропуск вежливо попросил сдать тут же.

– Что скажешь, Антон.

– Скажу, что человека формирует память. Притом волки с лисами не сожрали всех зайцев вопреки известной парадигме максимального размножения. Значит, у животных есть механизм саморегуляции: интуитивный и куда более разумный, нежели наш, не гнушающийся перестрелять бизонов на целом континенте. Записывайся, пока не поздно, в священнослужители – не важно чего. Они никогда не работают, живут в достатке, пользуются всеобщим авторитетом, и даже приди на двор какой ворог – женщин изнасилует, уведет вместе с трудоспособными детьми в рабство, папашу на кол посадит шутки ради, а тех, если когда и тронет, то в последнюю очередь. Хорошо устроились ребята: им, вроде как, и в бой идти не с руки – кто перед богом за умерших попросит, и делом заняты важнейшим – учат как выпросить билет в вечность; и духовник, и наставник, и старший брат – главный приживальщик и трус. Целое человечество под себя организовали – примыкай, покуда не прибили. Монголы – на что вояки лютые, и то ведь понимали на кого положиться всего надежнее: храмы грабили только. Хорошая, сытая профессия – у всякой кормушки неизменно первый.

– Але, животновод, – Четвертак о вежливости лишь что-то слышал, – Кончай ныть. И остальные заодно. Ладно молодежь, а вам-то. Хапанули в юности свободы, которой здесь тысячи лет не знали; совсем не безнадежные любви да легких денег заодно. А теперь смотрите в даль второй половины жизни, овеянной всеобщим цинизмом и тщеславием. Кому-то выгодно, как говорит историк: пышные искусственные формы вкупе с безусловной модой на их монетизацию. Сон в руку – ан, лучше, чем сон.

– Да я что, – поклонник фауны попытался незаметно сглотнуть подступившую слюну, – Очень за, достойные бенефиции поколению, изломанному..

– Чем? Лучшее образование, помноженное на спекуляцию дивидендами семидесятилетнего бесплатного труда, сырьевой достаток, кайф и безнаказанность посредством рыночной правоохранительной системы. Нормально так подфартило, не находите. Ты вот сейчас представь себя двадцатилетним. Вышел из-под опеки мнимых педагогов уж точно не яркой личностью, круг интересов в масштабах физиологии и близкие к нулю возможности их реализации. Поколение мудозвонов; все просрали, да так удачно, что задушили в зародыше конкуренцию подрастающих свежих сил. Им теперь и с остатками вашей былой роскоши не состязаться – обо всем, значит, позаботились. Счастье проели, да хоть соломки подстелили. Жертвы лихих десятилетий – кто в этом возрасте думает о качестве жизни, задача одна – бабе по-красивее пристроить. В царицы не вышли, но и корытце починили. Среди нарастающей нищеты перенаселенной планеты и корытце на добрую старость сгодится – не ковчег, а все ж плавсредство. Слюнтяи и твари, вот вы кто.

– А вы, простите?

– И я с вами – не саженками же выгребать. Места мне много не надо, а в дороге развлекать могу. Болтовней там, обличением, моральным самобичеванием. Спорить, соглашаться, сомневаться, слушать – реже. Сызмальства внимать мудрости, опровергать апологетов, смиряться перед авторитетом. Быть актуальным, рефлексивным, положительным и не очень, источать тепло, громить осуждением, восхищаться и порицать, внимать и думать, размышлять и помалкивать. Развивать, углублять, способствовать.

– Только не работать, – устал от монолога очкарик.

– Именно. Во всякой данности следует устроиться по-удобнее. Комфорт, mon cher – Вам в столь юные годы не бесполезно такое узнать, заменяет известное количество напускных противоречий; совесть заменяет точно. Действию необходим мотив, борьба за справедливость и не очень. Однако же и бороться можно по-разному. Предпочтительно, спору нет, последовать рекомендации товарища животновода, но бездна устройств передачи информации едва ли позволит на текущем этапе подходящее святости отдохновение без нарочито долгоиграющих последствий. Обратить взор к единственной истине успеется, там именно ценят мнимо раскаявшихся тунеядцев: в определенном смысле куда показательнее – равно полезнее, искреннего поворота на заданное число градусов; совсем обедневшие сирым веществом им тоже ни к чему, да и что еще выкинет заново прозревший. Кающийся грешник издревле валюта, потому чем больше нагрешил, тем выше курс облигаций, а, следовательно, ценнее возвращение в лоно. Или куда скажут. Им это царствие на земле вообще ни к чему, хозяин – где бы то ни было, не променяет главенствующего положения на равноправие – чего бы то ни было.

– По-конкретнее изложите план действий, – приторно улыбнулся Антон.

– Именно. Нет и быть не может никакого плана: куда нелегкая занесет. Наш молодой еще совсем, наивный и добрый к тому же, а поляну делят известно кто. С эдакими советчиками как Вы да историк не уедешь далеко, в дураках остаться придется. Возлагал, признаюсь, надежды на Веню, только бедолага от этих собственного имени причастий сдает порядком, гормоны притихли, а с ними вместе и обида. Сейчас с ним свяжись, а вскоре, глядишь, и впрямь на всепрощение попрет: когда все меняешь на красное, отчего бы не прощать. Слеза умиления с возрастом приятнее меча и даже орала; последний дамский привет. Может ты, зверобой, что подскажешь?

– Учиться у природы.

– Слышал, слышал. Взаимодействие, принципиальный скачок. Не сожрали бы раньше. Мы-то, глядишь, и устоим, а пацана жалко.

– У пчелки. Ты с каких пор записался в филантропы?

– С тех самых. При прочих равных надо подстраховаться. Опять же не безнадежен: совершенная непригодность и неприживаемость открывает известные двери. Он беспомощен, а, значит, играть с ним, что кошке с мышкой возиться. Так пусть играют, а мы посмотрим. Аминыч, твой выход.

Сцена требует декораций. Пустота, якобы наполняемая воображением зрителя, выдает претенциозность режиссера и только: детали обстановки говорят о происходящем часто поболее самого происходящего. Веня знал, что в его чудесной стране или полюбят и прибьют, или прибьют сразу. По-другому тут не умеют, да, признаться, и не горят желанием уметь. Тогда он только еще начинал тернистый свой путь к благодарной аудитории, и хождение – не по метафизическим мукам, а по вполне осязаемому минному полю, научило его отточенной осторожности. «Не ошибается лишь тот, кто не делает резолюций», – по счастью научил однажды дядю за политурой безусловно талантливый товарищ в лампасах, польстившийся на его несовершеннолетнюю сестру. Мучимый раскаянием похмелья, заехал наутро к старшему брату «покалякать по-мужски», где и рубанул от подлечившихся щедрот правду-матку: тридцать лет беспорочной службы и блестящей карьеры на одном почти «указание руководства Вы уже имеете». А там хоть бы и сам руководство, поди подкопайся и докажи.