Исаак Ландауэр - История другого города

Утром начинается жизнь. Убегающие похмельные взгляды офицеров, рыскающие сержантов. Настроение бесстыдно судорожного поиска без даже отсутствия цели. Армия. Круг замыкается шагистикой, мысли на «раз-два» – особый чувственный ритм покорности чужой воле. Кому-то нравится, кто-то не задумывается: идем. Парадоксальность задачи рождает искомое подсознание действия в силу – не призыва, но приказа; есть. Руки мерзнут, но исполняют. К обеду начальство похмелится, и станет веселей. Задорней и «блеще», по «собственноротному» выражению собственно командира роты. Единственного непьющего вояку с внушительным боевым прошлым: ему скучно, а следовательно остальным то самое – в его смену не выкуришь и пепел, здоровье не сдюжит. На учениях ходовая валюта обесценивалась вовсе – едва заметное прикосновение власти одного к всевластию сотни. На нем тут все и держится, ночами разве просыпаясь иногда – то ли в сомнении кошмара, то ли в кошмаре сомнения.

Однако сегодня командарм отдыхает, тщетно выстраивая следующий по счету катарсис с новой женой. Та занимается йогой и в голову не берет – достойное качество в достойной пропорции. Зовут Марина. Зовут Марину многие, отчетливо представляя финал доступной коммуникации с супругом; поди такую не позови. Прыщи и очки разве только и помогут: не претендуя на понимание чего-либо за гранью органов чувств допускается о многом порассуждать. Не спеша. Материальную суть природы более переводят не в другую форму, но состояние – тщеславие капеллы не синоним ее фотографии. Совершенно конкретный ресурс переводится в ничто. Марина читала всех до единого точно по слогам, не находя там повода иного, нежели слегка уже опостылевшего самоутверждения. Едва ли она была тем довольна. Любовные связи в ее исполнении начинались и заканчивались издевательски неприкрытой дружбой, походным инвентарем на случай да игры поплоше для особо самоотверженных. Излишне самоуверенных тоже не жаловала, да и вообще все «само» ждало невесть что минутного настроения. Расстройства случались – знамо дело у тех, благоверный дорожил неармейской натурой подруги и оттого экзерсисам не препятствовал, ожидая развязки: типичной, но не злой. А уж кому не свезло – ничего личного.

Их кости и цифры были притом средствами совершено конкретной связи. Молодость есть наличествующая бесконечность – жалкая малость, что не замечают впоследствии; кому важно вследствие чего. Есть варианты и попроще вроде небезызвестной тиары, но у них вышло скромнее. Приходилось развлекаться шестидневной неделей, шесть по шесть недель месяцем и временами года – актуальными в силу температурного режима вверенной части на смену универсальной брехни календаря. На первое число весны не меньшее влияние оказывали результаты совместных бросков: хоть две подряд, а проживи. За зиму отвечал Азамат, вечный холод ему в помощь.

Осень юности, однако же, осталась за очкариком. Здесь и наличествовал внушительный счет непосредственно от сотворения мира – его мира. Номер первый звали – о том не ведал и Замат, с ней восьмилетним танцевал первый медленный танец на ее, соответственно, дне рождении. Ощущения не покидали уже никогда, точно всякий раз случилось не далее, как только что. Великая новизна женщины, абсолютная интрига и отсутствие обязательств – тянуть до конца плавное покачивание из стороны в сторону хотелось прежде всего самому. Руки на талии. «Нет, вы только вдумайтесь», – редкие откровения одиночества, – «Руки на талии. Признанной красавицы». К вящей радости первое оказывалось важнее остального – авторитетами большинства немыслимо грезить, но далее простирался запоздало отринутый, все тот же опостылевший календарный год ожидания; следующего дня рождения со всеми – все столь же новыми, полагающимися радостями. И вот его-то, девятилетнего совместного почти юбилея, не состоялось. Выходило, что Земля обернулась тот раз зазря – и не поспоришь. Речь шла, наверное, не о претензии к планете и далее, но скорее об объективном неприятии бесплотного ожидания. Тем более, что последнее не оказалось бы предпоследним, не поленись указанный праздник состояться. О непосредственной роли в тех событиях предпочтительнее казалось не задумываться – самокопание до добра не доведет.

Иных очевидных претензий не имелось, но в таком случае следовало признать очевидное «сам дурак», а следовательно и список множился. Показательно невдомек ему было отчего бы не летать, плавать под водой соотвественно и.. еще что-нибудь в меру значительное: отсутствие прямой связи между телом и сознанием. От той прямой связи его, глядишь, и протрясло бы, но значительность едва ли пострадала бы. Мы все время предъявляем те бесконечные вопросы и сожаления, едва ли сознавая, что степень значения не имеет. Недовольный малым недоволен и всем. Тихая алгебра восприятия, неподкупная система бытия: катарсис.

По мелочи, конечно, набиралось. Всякий совет ближнего отчего-то всякий раз сообщал или о совершенной ошибке, или оказывался технически неосуществимым. Вообще любая неудача тут повод для чьей-то радости. Зато способность писать – уникальный навык. Слово не имеет обстоятельств, данность сама по себе. Ни к чему не обязывает. Лучшее ремесло – и кто тому научил. Вопросов задавалось изрядно, ответов прослеживалось тоже. Изрядно. Искусственно повышать фертильность планеты уж точно занятие не лучше. Зато и претензия велика. Создаем себе персонально до бога включительно, отказываясь говорить с памятью. Армия тем и армия, что другая: все другое. Навык восприятия иной действительности остается именно навыком – усвоенным вместе с подкожным жиром: иначе тут не выжить. Не тюрьма, но ты в ней сидишь. Первое средство – найти другой страх. Умение усваивается быстро, благо события поначалу развеваются – точно флаг на сильном ветру. Средство второе – найти эмоцию другую, и сделать ее страшнее: стыдно исчезнуть так глупо, по велению пьяного сапога. Договоренность по наитию куда практичнее иной демонстрации.

– Вышел на тридцать один, – три один так и легли. Варево цифр в руках умелого памятью собеседника. Молчаливого в тональность разговора. С полным карманом шахмат: кто-то использует включительно для страха, едва ли смущаясь несовместимостью. Соотношение воспроизводства один к бесконечности у любимого сына, но и здесь мы оказались умнее.

– Мальчики, занялись бы делом, – корпулентная дама – старший лейтенант по долгу службы слонялась от безделья по территории. Женщинам вечно что-то в пику, такая игра. В данном случае, впрочем, касалась скорее Азамата, в еще не намечавшемся диалоге обстоятельство номер один.

– Мы бы с радостью, – вступился за товарища очкарик – он-то при деле уже.