Таня Сербиянова - Алле-ап! Манюня. Или любовные приключения Прасковьи

– Ну, что ты носишься, как Чапаев в бурке? Сядь! Я кому говорю? Вот и сиди… И она, словно маленькая девочка, послушно и все что ей говорили врачи…

Потом ей принесли чашку горячего чая и она, громко стуча зубами о края, пила большими глотками и обжигаясь, не замечая, что проливает…

Она все время прислушивалась, ей казалось, что она слышит, как ее девочка ожила и стонет за дверью стеклянной, и как с ней врачи говорят…

А сами врачи в это время, накрутившись за вечернюю смену, уже вяло, устало выполняли так необходимой сейчас девочке свою привычную работу…

И если бы об этом узнала Манюня, то она бы всю их контору… Но пока она сидела в неведении, потому и молчала… А врачи…

Эх, нам бы оказаться на их месте, мы тоже как и они все делали неторопливо: привычно кололи, следили за показаниями приборов и уже обсуждали детали того тела, что перед ними лежала и ждало немедленной помощи.

Потому и называется это отделение реанимацией, где людей спасали, вот и над ней колдовали врачи, надеясь вытащить такую красивую девочку.

А пока пострадавшая, красивая, взрослая девочка все в том же сценическом наряде… Нет, ее уже раздели и осмотрели врачи… Женщины – с сожалением, понимая последствия, а мужчины-коллеги… На то и мужчины, чтобы привычно отметить у девочки на беззащитном теле, красивые и волнительно юные груди с припухшими сосками, выпирающие ребрышки и плоский волнительный животик, под которым, вот…

– Да, девочка что надо! – сказал, со знанием дела один из врачей, – и фигурка, и вся она загляденье…

– Думаешь, не вытянет? – спрашивал коллега, поглядывая на ее неподвижно лежащее тело.

– Не знаю… Посмотрим… А впрочем, организм молодой…

– Говорят, что она прямо на выступлении грохнулась.

– Да? Ну и как, и кто виноват?

– А та, кто ее грохнула, сидит у нас перед дверью… Думаешь, эта умрет, а ту посадят?

– Нет, коллега, позвольте, пока что, никто и никого не посадит. А там уже, как говорится, смилуйся боже…

– И я, того же мнения… Как выйдешь перекурить, так посмотри, там такая красивая баба с большими сиськами и распущенными волосами в больничном халате сидит почему-то в балетной пачке.

– И что? Такая уж прямо красивая, как ты говоришь? А может, это она ее так специально подставила да уронила, раз и эта такая красивая…

– Все может быть! Знаешь, а мне захотелось посмотреть ее номер. Кажется, он спицей у них называется и говорили, что в ее исполнении был не только красивым, но и довольно эротичным. Потому как она на одной ноге на плечах стоит, а вторую вверх над головой, как мачту задирала, да так, что всем хорошо было видно, особенно с первых рядов, ее девичью…

– Мальчики! Хватит трепаться, пора и за тело браться, как говорится, – пошутила начальница, заодно одернув говорунов…

Всю ночь просидела Манюня рядом с дверьми реанимации. Ее уже знали. На нее что-то накинули потеплее. Теперь она сидела, подобрав под себя ноги, обхватив их руками, и носом клевала…

– Артистка! А, может, приляжешь? – пытался уговорить один из остряков, выходящих перекурить из реанимации.

А она, свешивая и раскрывая красивые ноги, совсем не обращая на это внимание и на их прилипчивые взгляды, каждый раз у них выспрашивала…

– Ну, как там, моя девочка? Ну, как…

И они каждый раз однообразно отвечали, что пока, слава богу, положение стабильное… А вот что это означало, не знала и терялась в догадках, оттого и переживала.

Они пообещали сразу же сказать, как только положение изменится… А вот в какую сторону, она снова о том волнительно терялась в догадках…

Потом они исчезали за неприступной дверью и она снова, подгибая красивые ноги, обхватив их руками, начинала носом клевать… Итак это продолжалось уже не один раз за ночь. Под утро ее растолкали.

– Вставай, просыпайся, красавица! Теперь можешь сказать нам спасибо…

Она встала во всей своей стати и сразу же они отметили, какая же эта баба красивая и как этого раньше не оценили? Потому, может быть, с удовольствием, с ней целовались, а она, совсем не смущаясь своего полуобнаженного натренированного тела с ними взасос целовалась… – а это она так от радости, как вы догадались… На том и расстались.

Потом забрала сумку с вещами, которую девочки с труппы еще вчера подвезли и о которой ранее даже не вспоминала. Потом она, молча, сосредоточенно в чьей-то женской палате бесстыдно при всех лежащих переодевалась… И женщины, глядя на это, нисколько ведь не смущаясь, сами разглядывали…

Когда она вышла, то та, что лежала у окна, задумчиво…

– Да… Потому и артистка, что такое красивое тело!

– Нет, потому что не рожала! – безапелляционно сказала другая, явно проигрывая в сравнении. И тут же заспорили, скрывая за этим свое невольное потрясение вызывающим видом такого красивого обнаженного и совершенного женского тела.

Потом все на нее обращают внимание и даже медсестры на посту у палат, между собой, переговариваясь, на нее поглядывают…

А ведь какая красивая женщина, ничего, ведь не скажешь!

Теперь она переоделась и сидела, выпрямившись, крепко сведя колени вместе, ждала прихода лечащего врача. И хоть она испытала вчера потрясение, ночь не спала, но ее окрыляло осознание отведения ее усилиями от ее девочки беды неминуемой…

Ничего, говорила она про себя, моя Малая выкарабкается и мы с ней еще покувыркаемся, привычно подумала, но тут же вспыхнула, запнувшись в мыслях… Нет, покувыркаться теперь не придется и, может быть, этот случай наконец-то и ей преподнесет урок! Пора задуматься, ведь уже тридцать!

Боже, мне уже тридцать лет, а я что же: ни кола, ни двора, так, одна акробатика… Не думала, но так складывается у меня, мало что остаюсь без партнерши подруги, так и вряд ли с кем-то буду работать еще, если не с моей Малой. Нет, пора завязывать, пора… Тем более, я не намериваюсь ее оставлять без внимания и буду за ней ухаживать, буду ее лечить и вылечу обязательно!

И пока Манюня была занята проблемами Малой, совсем другие проблемы обдумывал Артист. Его еще называли по семейной цирковой традиции по фамилии – Факетти.

– Ну, Факик, моя душечка! Не расстраивайся ты так, все обойдется, – говорила Марианна – Бухгалтерша, утешая Артиста. – Подумаешь, упала, с кем не бывает…

– Уйти! Сять и помолчать, пошалуйста – отрывая от себя ее руки, говорил ей сердито Артист. А дальше в своих описаниях мы не будем коверкать слова, произносимые им, и будем писать все по-русски правильно…

А потом, смягчаясь и видя, как Бухгалтерша, обижаясь, на него поглядывает…